Четыре папочки на рождество

— Прекрасные последние слова, — сказал Адам. — Все четверо из нас большие едоки. Поверь нам, даже только мы вдвоем смогли бы съесть все, что находится вне дома.

— Он прав. Как только мы начинаем, мы не останавливаемся, пока кладовая не опустеет. Даже Генри, как известно, все это объедает.

— Мы можем поесть? — спросил Генри, положив руки на живот, в то время как Адам держал его за лодыжки на своих плечах.

— Конечно, можем, — сказал я. С этими словами я стянул перчатку и подошел к Обри, протягиваю руку. — Приятно познакомиться с тобой, Обри. И еще раз спасибо, что позаботилась о нашем мальчике.

Она улыбнулась, беря меня за руку.

— Это было приятно. Приходите в любое время.

— Я бы пожал, — сказал Адам. — Но, э-э, у меня заняты руки.

Вместо этого он слегка наклонился вперед, Генри рассмеялся.

— Ребята, хорошего вам Дня благодарения. — Она еще раз взглянула на всех нас, прежде чем приподнять шляпу и повернуться обратно к дому.

Я смотрел ей вслед, когда она уходила, ее задница раскачивалась из стороны в сторону так, что умоляла мои глаза не отрываться от нее.

Она собиралась доставить неприятности.

Глава 4

Адам

— Что-то привлекло твое внимание, брат? — задал я вопрос с усмешкой, зная ответ.

— А? — Мак оторвал взгляд от задницы Обри, снова обратив свое внимание на меня.

Не то чтобы я мог винить этого парня. Зад Обри был самым приятным из всего, что я видел за долгое, долгое время. Не имело значения, что на ней были джинсы и толстое пальто из овчины. Один взгляд на такую прекрасную задницу, это все что тебе было нужно.

— Просто хотел убедиться, что с ней все в порядке, — сказал он. Мак поправил поля своей шляпы и обратил свое внимание на запад. — Ну что, пошли?

— Думаю, да, — сказал я, весело качая головой.

— Пока, Джордж! — Генри крикнул в последний раз, так сильно махая ламе, что мне пришлось крепче ухватить его за лодыжки.

Мы тронулись в путь. Я укорял брата за то, что он пялится на Обри, но, по правде говоря, я так же смотрел на нее. Она казалась почти неуместной для сельской местности Мэриленда.

Я оглянулся через плечо, мое внимание привлек свет на кухне на первом этаже двухэтажного дома. Мы были слишком далеко, чтобы я мог разглядеть что-либо, кроме очертаний двух движущихся фигур здесь и там.

— Интересная женщина, — сказал Мак, не сводя глаз с горизонта, когда мы выезжали с территории Фермы Даунинг.

— Да, интересная, — я усмехнулся.

— Вытащи свои мысли из канавы, — сказал Мак, взглянув в мою сторону.

— Что? — спросил я. — Я не помню, чтобы говорил хоть что-то, большой брат. Может быть, ты тот, чей разум находится в сточной канаве.

— Херня.

— Как называется этот термин? Проекция?

— Не проекция. Больше похоже на предсказуемость. Я знаю, как работает твой разум.

— Да, особенно прямо сейчас, потому что ты думаешь о том же самом.

Мак прочистил горло, еще раз взглянув на меня.

— Знаешь, это нормально признавать, что женщина привлекательна, — сказал я. — Я знаю, ты мистер Стоик, но нет ничего постыдного в том, чтобы признать, что красивая женщина прекрасна.

— Что такое пре-крас-на? — спросил Генри.

Мы с Маком обменялись взглядами, из которых стало ясно, что ни один из нас не знал толком, как ответить на этот вопрос.

— Это когда на кого-то или что-то приятно смотреть, — сказал Мак.

— Как Джордж? — Генри говорил с волнением, как будто ему не терпелось использовать свое новое слово.

— Э-э, конечно, — сказал Мак. — Я полагаю, у Джорджа была определенная красота.

— Особенно то, как его язык высовывался изо рта, — добавил я. — Просто захватывает дух.

— Захватывает дух, — повторил Генри, пробуя еще одно новое слово для обозначения размера.

Мне пришлось рассмеяться над тем, каким чертовски милым был этот маленький человечек. Более того, это было напоминанием о том, каким умным становился Генри. Он любил учить новые слова и всегда просил нас почитать ему бесчисленное количество книг перед сном.

— Боже, я чертовски голоден, — сказал я. — Думаю, я мог бы пропустить индейку и сразу перейти к пирогу.

— Мы можем? — спросил Генри с нетерпением в голосе.

— Я могу, а ты не можешь.

— Почему нет?

— Потому что я взрослый, а ты нет. Все просто, верно?

— О, чувак!

Я усмехнулся. Краем глаза я заметил Мака, молчаливого и задумчивого, как обычно.

— О чем ты думаешь, братан? — спросил я.

— А? — Мак слегка покачал головой, возвращаясь к настоящему моменту.

Это вызвало у меня смех.

— Похоже, у тебя что-то на уме. Я спрашивал что это было.

— Дядя Мак задумался, — подтвердил Генри.

— Верно, Хен. Я почувствовал запах горящей резины.

— Что заставляет тебя думать, что я о чем-то думал?

— Выражение твоего лица. Есть задумчивость, а потом есть задумчивость.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— У тебя определенный взгляд, когда ты из-за чего-то злишься, и совершенно другой, когда ты пытаешься что-то разгадать. То, которое у тебя сейчас, похоже на то, что ты пытаешься что-то разгадать.

Мак ничего не сказал. Вместо этого он покачал головой и снял шляпу, проведя рукой по своим густым темным волосам.

— Может быть.