Четыре писаки

Вечерело и гости стали расходиться. Айзек вызвался проводить Линду, уверив её брата, что непременно сделает это. «Дурак, – подумал на это Десмонд. – Если бы её сбила машина, я был бы готов заплатить шофёру». Но в хорошенькой головке Линды уже созрел иной план. Когда они выходили из дома, она спросила Мэйсона, словно и не слышала слова Эрона:

– Так, Вы покажете мне работы своего знаменитого фотографа, украсившего стены Вашей квартиры? Меня они очень заинтриговали!

После такого натиска, студенту-новеллисту было некуда отступать, и он пригласил её. Линда решила не предлагать подвезти его на своём автомобиле, чтобы больше проникнуться образом жизни странного парня. Айзек обиженно ретировался. При входе в автобус, Мэйсон заплатил только за себя, и не подумав быть джентльменом.

– Вы всё же встречаетесь с мамой, как я полагаю? – продолжала по пути донимать его вопросами неугомонная Линда

– Что Вы! Я не имею к ней ни малейшей привязанности. Она питается очень нездоровой пищей и выглядит, в свои шестьдесят лет, совершенно отталкивающе. Вплоть до нечистоплотности! Почти, как моя бабка, которую я вовсе не могу лицезреть.

– Не слишком ли Вы обременяете себя излишней чистоплотностью, молодой человек? Говорят, от этого быстро лысеют.

– Не вижу в том реальной угрозы. Мой отец умирал не облысев, хотя он и не задумывался об опасности частого мытья. Он был так привержен гигиене, что потребовал у матери отмены общей спальни. Я с ним согласен: общая спальня – это вульгарно.

– А к чему тогда жениться, стремиться жить под одним кровом, ты не задумывался? – Линда звонко рассмеялась.

– Можно иметь и духовную близость, не только физическую. Впрочем, с матерью я не мог бы иметь близость духовную. Она когда-то пыталась меня заставить носить крест, что страшно раздражало меня.

– Да ты – идеалист! О подобном браке читала как-то. Были такие русские писатели-эмигранты. Кажется, их звали… странное такое имя… ах, да: Гиппиус с Мережковским. Так вот, они считали, что занятие сексом на современном уровне – сущая дикость и отсталость. Но, как я понимаю, в их случае, за этим гнездились всевозможные извращения.

– Мне думается, что их утверждение недалеко от истины.

– А ты хоть раз пробовал, красавчик? – продолжала хохотать Линда, когда они уже вошли в добротно обставленную, но безликую квартиру Мэйсона.

– Какое это имеет отношение к делу?

– К какому ещё делу? Ну, уморил! Впрочем, могу тебе дать шанс. Даже занятно попытаться это проделать с девственником!

– Я не утверждал, что я – девственник, – сдержанно заметил Дигби.

– А кто, позвольте спросить, был Вами осчастливлен?

– Даже и угостить мне гостью нечем. Никто в этот дом не заходит… Вот… эти фотографии… – попробовал перевести разговор Мэйсон, зажигая свет в гостиной.

– Ты мне зубы не заговаривай, милый мальчик. Фотографии лучше разглядывать при утреннем солнце. Я ставлю вопрос ребром: видел ли ты когда-либо обнажённую женщину? Живую? Я уж не спрашиваю: проделывал ли ты с ней что-либо?

– Я не намерен продолжать разговор в таком тоне, – с отвращением ответил Мэйсон. Женщины его никогда не волновали. С ранних лет он насмотрелся всевозможной самой грязной порнухи, которая могла лишь вызывать неприятие близости. «Никаких цепей Гименея: институт семьи давно умер», – сказал он себе давно, решив окончательно. – «Если уж мне и придётся жениться, то только на больших деньгах – ради дела». Правда, однажды они попробовали это с сестрой, которая оказалась циничнее его и сказала: «Брось. Что может быть в этом предосудительного в наше время, когда ещё император Октавиан регулярно бывал со своей сестрой в постели. Не говоря о Калигуле, который делал это, не спрашивая желания сестёр». С сестрой всё случилось быстро и бездарно, что не вызывало желания повторить ни с чьей стороны. Но после прямого вопроса гостьи в нём загорелось желание увидеть Линду – выдающейся внешности особу, обнажённой.

– Какой ты зануда в свои восемнадцать! Боже, и что станет с тобой после сорока? Но перчатки снял в своей квартире – уже прогресс.

– Ты, кажется, собиралась раздеться. Продолжай, я буду рад и признателен тебе за это.

– Дорогуша, те времена прошли. В наше время раздеваются оба партнёра одновременно. Не на ту напал. Поищи себе латиноамериканку, или мусульманку.

– Хорошо, я тоже разденусь, – без всякого выражения произнёс Мэйсон.

– А тебе не мешало бы, чудо моё, заняться культуризмом. Можешь спросить совет у моего братца. Ты не задумывался, мой милый, что мышцы украшают мужчину?

Когда они оказались в постели, на её естественный позыв чмокнуть его в губы, он среагировал вновь с убийственной отчуждённостью:

– Целоваться негигиенично – можно подцепить чего. Пусть даже не кишечную палочку, но пародонтоз… да, даже и воспаление дёсен, – уточнил он, раздумывая, решиться ли прикоснуться к её коже, или же и это слишком негигиенично. Его руки так и не потянулись к этому чрезвычайно соблазнительному телу. Болезненная брезгливость возобладала.

– Что ты вообще здесь намерен делать, урод? – разозлилась Линда не на шутку. – А сифилис, а СПИД не боишься схватить?