Четыре письма о любви

– Вы опоздали! – снова крикнула ему вслед вдова, но он не обернулся. – Все в нашем мире случается слишком поздно! – снова прокричала Нора на случай, если в его сердце оставалась еще хоть капля надежды, но молодой человек уже распахнул калитку и, пройдя по дорожке сада, решительно постучал три раза в парадную дверь.

3

Исабель была заперта в каком-то темном лабиринте. Она стремилась выбраться, и Мьюрис торопливо шагал вдоль длинного дощатого коридора, из стен которого сочилась вода, пытаясь отыскать дверь, но двери нигде не было. Где-то далеко его дочь продолжала стучать кулаками по доскам и звать на помощь, и он упрямо двигался вперед, на ходу ощупывая грубые доски и чувствуя, как вонзаются в пальцы острые деревянные щепки. Вот ему показалось, что Исабель окликнула его откуда-то из-за стены, и Мьюрис заторопился, громко зовя ее по имени, чтобы дать ей знать – он рядом, он спешит на помощь. Но где же она? Где вход и где выход? В коридоре было сумрачно, пол под ногами опасно кренился, все вокруг виделось как сквозь мутную серую пелену. Мьюрис обернулся, но картина позади была такой же, как и впереди него.

– Исабель? Исси? Исси?!.

Но она не отзывалась – он слышал только, как она колотит по доскам: раз! два! три!

А потом окружающее закачалось, поплыло, грубые доски исчезли, коридор растаял, и в глаза Мьюрису хлынул такой яркий свет, что ему показалось, будто в них вонзаются раскаленные иглы. Маргарет трясла его за плечо:

– Дверь, Мьюрис! Кто-то стучит в дверь! Там кто-то пришел.

Но реальный мир еще некоторое время казался ему продолжением сна – туманным, зыбким, загадочным. Кто-то стучится в дверь? Но кто это может быть?.. В первое мгновение Мьюрис решил было, что сейчас – утро свадьбы, а не следующий день, но стоило ему повернуть голову, как в висках словно загрохотали копыта.

– Вставай, Мьюрис. Открой!

В дверь снова постучали; и он ненадолго прикрыл глаза ладонями, словно заслоняясь от удара. Наконец Мьюрис сел на кровати, окончательно стряхнув наваждение удушливого, липкого сна. Ему сразу стало лучше, но ненамного. Кем, интересно, нужно быть, чтобы в такое утро проснуться с надеждой? И почему вокруг так светло?.. Спустив ноги на холодный пол, Мьюрис почувствовал, что земля под ним качается и он должен ее остановить, иначе он упадет, если встанет. Безжалостный свет продолжал резать глаза, и он поскорее отвернулся от щели между занавесками, сиявшей ослепительным белым огнем. Лучше туда не смотреть!.. Как был, в пижаме, Мьюрис вышел из спальни и направился к двери, предчувствуя беду. Кто из жителей острова поднялся бы сегодня в такую рань? Кто осмелился бы потревожить его в такое утро?

Хотя… Мысль о том, что замужество дочери могло продлиться всего одну ночь, молнией пронеслась в его голове. И она не показалась ему невероятной – от Исабель вполне можно было ожидать чего-то подобного. Мьюрис потянулся к замку и распахнул дверь, но вместо дочери на пороге стоял Никлас Кулан.

– Мистер Гор?

– Вы кто такой?

– Я насчет картины.

Мьюрис растерялся. Утренний воздух обжег лицо и прогнал остатки сна, но окружающий мир продолжал казаться бессмысленным и плохо сделанным. Голубое небо с серыми клочьями облаков, стадо деревенских осликов, которые следовали за незнакомцем от самого побережья и теперь стояли сразу за калиткой, словно хор в древнегреческих трагедиях, лицо Норы Лиатайн в окне дома напротив… и картина. Какая еще картина?! И он стоял и молчал, в полном недоумении глядя на незнакомого молодого человека.

– Мое имя Никлас Кулан, – пояснил тот. – Мой отец написал картину…

Серые глаза вдовы Лиатайн в окне напротив были до краев полны такого жгучего желания услышать хоть слово, что Мьюрис схватил гостя за плечо и потянул к дверям.

– Входите. Да входите же!.. – Холод поднимался по его ногам. – Вот. Присядьте пока здесь. Я сейчас вернусь, только что-нибудь накину.

И он усадил Никласа в кухне, которая все еще хранила следы подготовки к свадьбе: повсюду валялись обрывки лент, булавки, нитки, ножницы, обрезанные стебли гвоздик, цветочный целлофан со следами засохших водяных капель и четвертинка свадебного пирога, которую Маргарет несла домой в пьянящем лунном свете и в конце концов уронила на пол, положив на стол слишком близко к краю. То, что удалось спасти, имело весьма неприглядный вид.

– Ну вот… – Мьюрис вернулся в кухню в брюках и носках. Свободную пижамную куртку он оставил, даже не заправив ее за пояс брюк, и она придавала ему несколько растрепанный вид. Потянувшись к чайнику, Мьюрис сказал:

– Прошу извинить за беспорядок. Сейчас я приготовлю чай. – Он дождался, пока из крана не полилась вода, а потом впервые за много часов высказал вслух то, что его так мучило:

– Моя дочь вчера вышла замуж.

– Я в курсе. Примите мои поздравления.