Четыре после полуночи

Это очень точно описывало ощущения самого Морта. Ландшафт «Времени сева» не был таким, по которому тянет часто ездить, это не был новый «Сердце-обличитель»[15], но Рейни искренне считал, что справился с описанием нервного срыва, толкнувшего Тома Хейвлока на убийство. Редактор «Эллери Куина» с этим согласился, как и большинство читателей, – рассказ вызвал одобрительные отклики. Редактор просил писать дальше, но Морт так никогда и не создал ничего, хотя бы отдаленно напоминающего «Время сева».

Я знаю, я в состоянии это сделать, – сказал Тодд Дауни, накладывая себе еще кукурузы из дымящейся миски. – Я уверен, со временем она исчезнет целиком.

Так заканчивался рассказ у Шутера.

Я не сомневаюсь, что справлюсь с этим делом, – сказал Том Хейвлок и положил себе еще бобов из полной до краев дымящейся миски. – Я уверен, что со временем ее смерть станет загадкой даже для меня.

Так заканчивался рассказ у Рейни.

Морт закрыл томик «Все стучат» и, задумавшись, вернул его на полку первых изданий.

Он снова сел и принялся методично перебирать ящики письменного стола. Стол был большой – настолько большой, что грузчики вносили его в комнату по частям, – и ящиков было много. Стол находился исключительно в ведении Морта, ни Эми, ни миссис Джи к нему не прикасались, и в ящиках собралось немало хлама, копившегося десять лет. Четыре года назад Морт бросил курить, и если в доме и остались сигареты, так только здесь. Если найдутся, он закурит. Именно сейчас ему отчаянно хотелось курить. Не найдутся – тоже не беда. Перебирать мусор в столе оказалось занятием успокаивающим. Письма, которые он когда-то отложил, чтобы ответить, да так и не ответил; прежде такие важные, сейчас они казались старинными, даже загадочными; открытки, которые он купил, но так и не отправил; рукописи в разных стадиях завершенности; полпакета очень старых «Доритос»; конверты; скрепки; оплаченные счета. Морт различал почти геологические пласты – слои летней жизни, застывшей на месте, и чувствовал себя увереннее. Покончив с одним ящиком, он перешел к другому, все время думая о Джоне Шутере и о том, какое впечатление рассказ Шутера – да нет же, черт побери, его рассказ, Морта! – на него произвел.

Прежде всего после чтения рассказа ему захотелось курить. Разумеется, за последние четыре года это случалось не раз: иногда один вид курящего водителя соседней машины на светофоре вызывал у Морта на минуту острое желание затянуться. Но ключевые слова здесь – «на минуту». Желание быстро проходило, как неистовый шквал с дождем, когда через пять минут после мутной серебристой водной пелены уже вовсю светит солнце. Он ни разу не ощущал непреодолимой потребности зайти в ближайший магазин за пачкой сигарет… или перерыть бардачок в поисках случайно завалившейся сигареты-другой, как рылся сейчас в столе.

Морт чувствовал себя, как ни абсурдно, виноватым, и это выводило его из равновесия. Он не крал рассказ Джона Шутера, знал, что не крал, если кража вообще имела место (а без нее наверняка не обошлось: Морт не верил, что рассказы могли быть так похожи, если один из авторов не ознакомился предварительно с оригиналом). Но тогда получалось, что Шутер украл рассказ у него, Рейни.

Ну конечно!

Это же очевидно, как нос на лице… или круглая черная шляпа на голове Джона Шутера.

И все же Морт был расстроен, выбит из колеи, виноват… он чувствовал себя растерянным, иного слова, пожалуй, и не подобрать. Почему? А вот потому что.

Морт поднял ксерокопию «Мальчика Перемалывателя органов», под которой оказалась пачка сигарет «Эл энд Эм». Сейчас еще выпускают «Эл энд Эм»? Он не знал. Пачка была старая, мятая, но явно не пустая. Глядя на нее, Морт подумал, что купил ее году в восемьдесят пятом, согласно неформальной науке стратификации, которую можно назвать, за неимением лучшего, столологией.

Заглянув в пачку, он увидел три сигареты, лежащие в ряд.

Путешественницы во времени из другой эпохи, подумал Морт, сунул одну сигарету в рот и пошел на кухню взять спичку из коробка у плиты. Путешественницы во времени из другой эпохи, прошедшие через годы, терпеливые цилиндрические пассажирки с миссией быть начеку, выжидать и не упустить удобный момент наладить меня по накатанной дорожке к раку легких.