Морт начал рассказывать, и они минут пять говорили о крыше, пока он медленно просыпался; они говорили о старой крыше как ни в чем не бывало, будто все осталось по-старому, будто они проведут следующее лето под новыми кедровыми досками. «Дайте мне крышу, дайте мне доски, – подумал он, – и я проговорю с этой стервой целую вечность».
Он словно со стороны слушал свои реплики, и в нем возникло и росло ощущение нереальности, словно он возвращался в полусон-полубодрствование, в состояние зомби, в котором отвечал на звонок. Он не мог больше этого выносить. Если это соревнование, кто дольше сможет притворяться, что последних шести месяцев не было, он охотно уступит первое место. Более чем охотно.
Эми спрашивала, где Грег собирается взять кедровую дранку и позовет ли мастеров из города, когда Морт перебил ее:
–
Возникла секундная пауза. Морт чувствовал, как Эми подбирает и тут же отвергает ответы, как женщина примеряет шляпки, и от
– Я тебе сказала зачем, – ответила она наконец. – Узнать, как у тебя дела. – Ее голос снова звучал взволнованно и неуверенно, а это обычно означало, что она говорит правду. Когда Эми лгала, у нее появлялась интонация, с которой обычно сообщают, что земля круглая. – У меня было предчувствие… я знаю, ты в такое не веришь… не веришь ведь, да, Морт? Но ты знаешь, что они у меня бывают и что
– Да.
– Ну у меня возникло… Я делала себе сандвич, и у меня возникло предчувствие, что ты… что с тобой не все хорошо. Я некоторое время сдерживалась – думала, пройдет, но это ощущение не уходило. Поэтому я не выдержала и позвонила. У тебя
– Да, – сказал он.
– И ничего не случилось?
– Ну
– Я
– Ничего, требующего госпитализации, – сказал Морт, улыбнувшись. – Всего лишь досадное недоразумение. Эми, тебе что-нибудь говорит имя Джон Шутер?
– Нет, а что?
Он коротко и раздраженно выдохнул. Эми была умная женщина, но у нее раз и навсегда замкнуло связь между мозгом и ртом. Он помнил, как однажды подумал – ей надо купить футболку с надписью: «Говори сейчас, думай потом».
– Не отвечай сразу, выжди несколько секунд и подумай. Он довольно высокий, около шести футов, на вид, я бы сказал, лет сорока пяти. По лицу можно дать и больше, но двигается как человек сорока с небольшим. Лицо провинциального жителя – румянец, много мелких морщин от солнца. Увидев его, я еще подумал, что он похож на персонаж Фолкне…
– К чему ты клонишь, Морт?
И тут он все ощутил заново. Сейчас он уже понимал, почему, задетый, ошарашенный, он не поддался отчаянному желанию, появлявшемуся в основном по ночам, попросить Эми хотя бы попытаться уладить возникшие разногласия. Ему казалось, если просить достаточно долго и настойчиво, то она согласится. Но факт есть факт: брак трещал по швам и без риелтора. Пронзительно-сварливая интонация, появившаяся сейчас в голосе Эми, – еще один симптом того, что убило их брак.
Он закрыл глаза и с сипением выдохнул через стиснутые зубы, прежде чем ответить. Он рассказал Эми о Джоне Шутере, о его рукописи и о своем рассказе. Эми отлично помнила «Время сева», но поклялась, что не знает Джона Шутера – «такую фамилию не забудешь», сказала она, и Морт был склонен согласиться, – и уж тем более она не видела его.
– Ты уверена? – настаивал Морт.
– Да, – ответила Эми. В ее голосе появилась обида. – После твоего отъезда такой человек не появлялся. Прежде чем ты снова посоветуешь мне сначала подумать, а потом говорить, позволь тебя уверить: я очень четко помню все, что происходило после этого.
Она замолчала. Морт слышал, что она сейчас говорит с усилием, будто ей и в самом деле больно, и в нем проснулась маленькая злая радость. В глубине души он совсем не радовался. Он даже испытывал отвращение от этого своего злорадства. Однако в то же время Морт внутренне ликовал. И это никак нельзя было изменить или не замечать.