– Я не утверждаю, что это так; я сказал – может быть. Но этот вопрос останется за рамками нашего дела. – Шутер говорил безмятежно, словно больше интересуясь облаком, которое медленно плыло по высокому синему небу к солнцу, уже начинавшему клониться к закату.
– Хорошо, – согласился Морт. – Однако дата, когда вы написали свой рассказ, относится к делу напрямую.
– Я написал его семь лет назад, – сказал Шутер, по-прежнему глядя на облако, коснувшееся края солнца и получившее золотую кайму. – В восемьдесят втором.
Однако вместо ощущения торжества пришло только немое облегчение – этого дурака можно послать веселым курсом без дальнейшего шума и пыли. И все же Морта мучило любопытство, проклятие пишущей братии: почему именно этот рассказ, который резко выбивался из общего ряда и казался совершенно нетипичным для самого Морта? Если этот Шутер задумал обвинить его в плагиате, зачем выбрал проходной рассказ, когда можно было состряпать почти идентичную рукопись бестселлера, например, «Мальчика Перемалывателя органов»? Вот
– Что же вы столько ждали? – спросил он. – Мой сборник рассказов вышел в восемьдесят третьем, шесть лет назад. Скоро семь будет.
– Потому что я не знал, – ответил Шутер. Отведя взгляд от облака, он с презрением уставился на Морта. – Такие, как вы, люди вашего сорта, уверены, что все в Америке и других странах, где издают ваши книги, так и кидаются читать то, что вы написали.
– Ну это мне лучше знать, – сказал Морт, и на этот раз пришел его черед говорить сухо.
– А это не так, – продолжал Шутер с пугающей безмятежностью и одержимостью, явно игнорируя слова Морта. – Это абсолютно не так. Я не видел этого рассказа до середины июля нынешнего года.
Морту захотелось сказать:
Взглянув в лицо собеседнику, Морт решил промолчать. Безмятежность испарилась из выцветших глаз Шутера, как туман на холмах от дыхания дневной жары. Сейчас он казался проповедником-фундаменталистом, готовым излить солидную порцию огня и серы на головы своей дрожащей паствы, не смеющей поднять глаза. И в первый раз Морт Рейни ощутил неподдельный страх перед этим человеком. Однако к страху примешивался и гнев. Мысль, пришедшая в голову Морту в конце первой встречи с Джоном Шутером, вернулась снова: испуганный или нет, будь он проклят, если станет стоять и покорно слушать, как его обвиняют в краже, особенно сейчас, когда фальсификация разоблачена самим Шутером.
– Позвольте предположить, – начал Морт, – должно быть, люди
Он говорил почти грубо, с удивлением отмечая в себе настоящую ярость, хотя эта вспышка и не стала для него полной неожиданностью.
– У меня нет друзей, – ответил Шутер сухим тоном человека, констатирующего факт. – Ни друзей, ни семьи, ни жены. Есть маленькая ферма милях в двадцати к югу от Перкинсберга, и действительно есть клетчатая скатерть на кухонном столе. Правда, у нас в городе электричество. Керосинкой я пользуюсь, только когда его отключают во время грозы.
– Рад за вас, – бросил Морт.
Шутер проигнорировал сарказм.
– Ферма мне досталась от отца, а на маленькое бабкино наследство я прикупил земли. У меня действительно стадо молочных коров, около двадцати голов, насчет этого вы правы, но вечерами я пишу рассказы. У вас небось один из новомодных компьютеров с экранами, а я обхожусь старой пишущей машинкой.