– Может, Тед его видел, – настаивал он. Тед Милнер – так звали риелтора. Морт до сих пор не мог поверить, что Эми бросила его ради этого риелтора, и понимал, что отчасти именно его собственное самомнение стало причиной разрушения их брака. Но ведь он не утверждает, особенно перед самим собой, что невинен, как барашек Мэри?
– Это у тебя такие шутки? – В голосе Эми прозвучали гнев, стыд, обида и вызов.
– Нет, – ответил Морт, начиная уставать.
– Тед здесь не бывает, – сказала она. – Тед сюда практически не заходит. Это я… Я хожу к нему.
В основном потому, что она могла задать ему тот же вопрос.
8
Эми предложила позвонить Дейву Ньюсаму, констеблю Тэшмора-Глена, – в конце концов, этот Шутер может быть опасен. Морт ответил, что пока не видит в этом необходимости, но если тот человек объявится снова, он, пожалуй, побеспокоит Дейва звонком. После обмена высокопарными учтивостями они положили трубки. Морт чувствовал: Эми очень задета его уклончивым предположением, что риелтор Тед теперь сидит в кресле Медвежонка Морти и спит в постели Медвежонка Морти, но искренне не понимал, как обходить тему Теда Милнера. Этот человек стал частью жизни Эми. И позвонила
Морт дошел до развилки, откуда правая тропинка поднималась по крутому берегу озера к Лейк-драйв. Он пошел туда, ступая медленно, любуясь красками осени. Когда Морт миновал последний изгиб и впереди показалась узкая асфальтовая лента, он даже не очень удивился, увидев пыльный синий универсал с номерами штата Миссисипи. Автомобиль напоминал часто поротого пса, посаженного у дерева на цепь. Рядом находился Джон Шутер – он прислонился к правому переднему крылу, скрестив руки на груди.
Морт ждал, что пульс участится от притока адреналина, но сердце билось ровно, и надпочечники, посовещавшись, решили пока не напрягаться.
Прятавшееся за тучей солнце выглянуло снова, и осенние краски, и без того яркие, словно взорвались и запылали. На земле появилась его, Морта, тень – темная, длинная, четкая. Круглая шляпа Шутера показалась еще чернее, голубая рубашка еще синее, а воздух был так прозрачен, что визитер казался вырезанным ножницами из иной реальности, ярче и живее той, которую знал Морт. Он понял, что ошибался насчет причин нежелания звонить Дейву Ньюсаму, – ошибался или обманывал себя и Эми. Правда заключалась в том, что он хотел разобраться с этим делом сам.
9
Прогулка вдоль озера была долгой и неторопливой – Морту требовалось обдумать не только звонок Эми, пока он выбирал, перешагнуть или обойти упавшее дерево, или останавливался запустить по воде попадавшиеся на тропинке плоские камешки (в детстве он бросал «блинчик» на воду, камешек подпрыгивал не меньше девяти раз, но сегодня лучшим результатом стали четыре касания). Морт думал, как быть с Шутером, когда – и если – Шутер снова появится.
Он действительно ощутил мимолетную – а может, не такую и мимолетную – вину, увидев, что два рассказа почти идентичны, но с этим он разобрался: в том крылась вселенская вина, которая, как ему казалось, время от времени накрывает всех беллетристов. Что касается самого Шутера, тут Морт испытывал лишь раздражение, гнев… и некое облегчение. Его несколько месяцев переполняла безвекторная ярость. Наконец-то появился осел, которому можно привесить этот дрянной вонючий хвост.
Морт знал старый афоризм о том, что если четыреста обезьян четыре миллиона лет будут стучать по клавишам пишущих машинок, одна из них отстучит полное собрание сочинений Шекспира. Он этому не верил. Даже если это научный факт, Джон Шутер не обезьяна и четыре миллиона лет не прожил, какие бы морщины не бороздили его лицо.
Стало быть, Шутер скопировал его рассказ. Почему он выбрал «Время сева», оставалось за пределами понимания Морта Рейни, но он не сомневался, что именно так и было, поскольку исключал совпадение и чертовски хорошо знал, что если этот рассказ, как и другие, сам он украл из великого банка идей вселенной, он никоим образом не крал его у Джона Шутера из великого штата Миссисипи.
Тогда