Четыре рассказа (СИ)

- Вот, две хохотушки в доме были, ты и тётка Бухмина, - улыбается он мальчишеской своей поре. - А встречаешь - одна.

- Писала, что, как состарится, то помирать сюда приедет! Хохотушка, - рассеянно отвечает тётка Родина, постукивая створками буфета. - Не хочет, чтобы её в Сахалин зарыли… Письма тебе поискать? Надо - поищу… Она и сыну своему наказала давно уж: «В Сахалине лежать не буду!» А я ей отписала: «Поживёшь ещё! Не старая…» Там у них рыбы много, она для здоровья полезная… И для здоровья, и для долголетия.

- Та тётка мне чужее была, - сказал Бухмин. - Она меня за вихор драла, бабища.

- Один раз - ничего! - нехотя засмеялась тётка Родина. - Вот, не надо было её почерком записки Тимоньке рябому писать. «Я тебя люблю, давай поженимся»… Она, может, с этого расстройства к солдату своему на Салахин уехала поскорей, от стыда. И выйти не успела, как разошлась…

И снова будто тенью накрывает тёткино лицо, просветлевшее только что.

- А шкерят они рыбу - это солят, что ли, на заводе у себя? - спрашивает она рассеянно, ставя на стол миску с двумя рыжими оладьями. - Или это - потрошат?..

Но Бухмин ушёл, не дослушав, к рукомойнику под яблоней и наскоро помылся. Хорошо, что вода родная не меняется, думал он, обсыхая на ветру. И земля…

* * *

За тарелкой кислой капусты, за банкой тушёнки, привезённой Бухминым, и за вином заморским слушал он потом тётку, не спрашивая ни о чём.

- Дети скоро придут. Гриша с Митей хорошо за девчонками смотрят. В рост их гонит обоих, а на чём - расти? Не на чем… Феденька покрепче. Ну, у него кость широкая, отцова… А Пашу моего под Курском убили! - не ест, всё смотрит тётка Родина на Бухмина распахнутыми сонными глазами, как сомнамбула. - В боях он пал. Смертью храбрых погиб. Вот, нас отстоял зато.

- Знаю… Помянем!

- Ты пей, мне не надо. А то я плакать начну. Себя потом не соберу, - отворачивается тётка к окну, поправляя косынку. - Дрожать во мне всё начнёт.

- За Павла же!.. Не водку я привёз, а для тебя: сладкого. Компот, считай. Не выпивка.

- Ну, если за Павла, - послушно кивает тётка, поднимая рюмку с осторожностью. - Комбайн его вон там стоит, на тракторном дворе, под невесом. Отсюда, из окошка, его видать… Без дела заржавел, негодный, наверно… Ладно. Царствие небесное Паше.

И утирается она ладонью долго, крепко:

- Нас отстоял зато… Не спьянеть бы… Как свечки, они, говоришь, горели?

- Как свечки.

- А наш - пал. В танковом бою. На поле, в сражении… Ну, всё равно, в раю они - вместе. Кто пал, кто сгорел. Воины… А помнишь? Боялся он, что замуж без него выйду? Учиться из-за этого не поехал в город. Вот, бросил бы меня тогда, был бы юрист. Лучше для него было бы!.. Дела бы военные перелистывал. До самой победы… Видишь, как получилось? Глупо.

* * *

Из горы привезённого развесного шоколада выбирает тётка Родина квадрат - прищурившись, ищет самый обломанный, не целый.

- Сладкий какой! - жмурится она. - Горький какой!.. Ты пей, мне хватит. За себя. За победу. Что нас отстояли… Ну, вот. А я одна, с пятерыми сиротами на руках осталась, Федя. С сиротами я на руках, милый ты мой… То кур держала и петуха, чтобы детям по яичку сварить, подкормить, раз хлебца на всех нету. И получалось у меня, худо ли, бедно. Так чеченцы всех кур у нас перетаскали! Сразу, как приехали!.. Перерезали, съели всех наших кур, - уронив руки на колени, заплакала тётка. - Детям ничегошеньки не оставили… Всё тащут. Бельё теперь дома сушим. Щёлоком стираю, мыльца нету. Золу запариваю… Забор мы ещё во вторую зиму сожгли. И без единого полена, Федя, мы эту зиму зимовали! Украли они у нас все наши дрова, перед самым снегом, пока Шарик, дурак, по кругу носился…

Утирается кухонным полотенцем тётка Родина, плачет навзрыд - и опять утирается докрасна:

- Ох, говорила: нельзя мне вина, ни капли. Нервы слабые стали… Зря только надрывалась, от Иртыша самого топляк с детьми волоком тащила, а он сырой, тяжеленный… Распиливали с детьми, всем гуртом. И вот… Чудом не перемёрзли мы, Федя!.. Огород не сажали нынче: без толку. Сопрут. Семена вон, в мешочке, без дела пролежали… И какая только сволочь их к нам выслала, на погибель нашу?! Вот, в глаза бы я этой сволочи плюнула!

Бухмину молчать уже было не с руки.

- Мне в глаза плюнь, - сказал он. - Я их высылал.

* * *

Зажав рот, простонала тётка Родина совсем тихо. Раскачивалась на табурете из стороны в сторону, словно у неё болели зубы.

- Зарежут ведь они тебя, Федя, - сказала она, глядя на него сухими глазами. - Как только узнают… Что ты их выселял… И нас из-за тебя… Вырежут всех. Вот, как кур наших, так же.

- Пускай попробуют.

- Они - попробуют… Ты ешь, ешь с дороги. Оладышки с лебедой, а хорошие. У меня горстка белой мучицы была! Ждала я… С работы меня Славик нынче отпустил. Привет наказывал передать. Горячий.

- Зайдёт?