Четыре сестры

Не знаю. Но я вдруг поняла все про себя, всю свою невзрачность, прозрачность, ПОЛНЕЙШУЮ ПУСТОТУ. Мне больше не хотелось, чтобы меня разбирал по косточкам черепаший взгляд Лермонтова, не хотелось встречаться с ним три раза в неделю. Если слезы Араминии его не устроили, какой же он найдет меня?

Вот. Я пришла. Все увидела. Больше не приду.

Только я решила это про себя, как Лермонтов вдруг повернулся ко мне и протянул книгу:

– Держите, Верделен. «Исправленный щеголь» Мариво. К следующему разу выучите вот эту сцену…

Я открыла рот, чтобы объяснить ему, что не стоит, что я больше не приду. И ничего не смогла сказать.

Я никакая, никакая, никакая, никакая, никакая, никакая…

6 Кино и раздвоение

Первое: изучить расписание, чтобы нарочно опоздать в кино. Второе: улизнуть из Виль-Эрве по-тихому, чтобы избежать вопросов, отвечать на которые не хочется. Третье: быть страхолюдиной, ну просто страхолюдиной-страхолюдиной!

Беттина без труда исполнила первое и второе. Никто не видел, как она уходила, а к киномультиплексу она пришла с опозданием на шестнадцать минут. Но, увидев радостную и восхищенную улыбку Мерлина из очереди, где он ее ждал, она поняла, что, несмотря на все усилия, ей никогда не удастся убедить его в третьем.

Быстро. Окинуть взглядом пять очередей… Отлично, никого знакомого. Только тогда она подошла в открытую.

– Я боялся, что ты передумаешь, – сказал Мерлин.

Она могла бы. Внутренний голос даже нашептывал это. Но ей хотелось посмотреть этот фильм. Единственная причина.

– Я взял билеты, – сказал он.

– Я думала, у тебя приглашение.

– В обмен на наличные.

Он опять улыбнулся. Ей отчаянно захотелось ущипнуть его за длинный нос, потому что эта улыбка волновала ее с каждым разом все сильней.

– А если бы я не пришла? Твое приглашение бы пропало.

– Мое удовольствие тоже, – сказал он. – Я бы не пошел смотреть фильм.

Теперь ей захотелось его побить, порезать, изрубить на кусочки за то, что он до такой степени мил. К глазам подступили слезы. Почему все не так, как ей бы хотелось? Чтобы загнать слезы назад, она снова оглядела толпу у касс.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Мерлин.

Только бы никого. Ни одного знакомого лица! Она просчитала свое опоздание до миллиметра: большинство зрителей были уже в зале.

В витрине автомата с напитками собственное отражение стало для нее настоящим шоком. Она почти запаниковала.

Неужели она может быть такой страхолюдиной-страхолюдиной?

Она позаимствовала у Шарли ее самый-толстый-самый-старый свитер, бе-е, юбку в клетку ниже колен, фу, и скрутила волосы в узел на затылке, тьфу. Полный отстой.

Так, со злостью подумала она, они будут на равных!

Они вошли в зал. Он предложил сесть в середине, но она предпочла подальше (чтобы встретить как можно меньше народу, но этого она вслух не сказала). В притушенном свете на экране шли анонсы новых фильмов.

– Мне хочется пить, – сказала Беттина.

– Чего ты хочешь?

– Яблочного сока.

Он готов был выполнить любое ее желание. Вставая с кресла, он исключительно изящно перекинул ногу через подлокотник. Она смотрела ему вслед.

И тут она увидела Андре-Мари, которая пробиралась в зал.

Андре-Мари работала в лаборатории с Шарли. Она хорошо знала Верделенов. Особенно с этой осени, когда ее дочь Коломба гостила в Виль-Эрве. Андре-Мари села в их ряду, она была с подругой.

Беттина вспомнила и заледенела. Коломба… Коломба училась далеко, в интернате в зоне С. Но вот ведь беда: она встречалась с Хуаном, сыном владельца «Ангела Эртбиза», кондитерской, где бывал весь коллеж!

Беттина прикрыла пальцами лицо. Андре-Мари болтала с подругой. Она сидела почти лицом к Беттине… Если ей вздумается отвести взгляд всего на каких-то тридцать градусов…

Она меня увидит. Непременно. Увидит меня с… Оооох. Вывернув шею, Беттина посмотрела на дверь. Мерлина не было видно, уф.

Спокойно. Что может случиться? Ничего…

Нет, может! Худшее!

САМОЕ ХУДШЕЕ!

Мозг Беттины выстроил цепочку событий с математической точностью.