Четыре сестры

От сигареты осталось четыре сантиметра. Женевьева крепко зажмурилась, сжала губами фильтр. Три, два, один…

– Что же нам делать? – спросила она, сделав первую затяжку первой в своей жизни сигаретой.

В кино и в книгах после этого обычно кашляли. Женевьева не закашлялась. Но утес как будто дернулся, облака качнулись, и она, задыхаясь, прислонилась к скале.

– У меня есть идея… – начала Шарли.

К ним галопом мчалась Беттина. Она осела на песок у их ног, следом прибежала Дезире, крича:

– Она взяла мою катушку! Она взяла мою катушку!

За ними подоспели Гарри и Энид. Гортензия, по своему обыкновению, спокойно шла позади.

Женевьева и Шарли молча смотрели на поцапавшуюся малышню. Женевьева сделала вторую затяжку. Утес снова всколыхнулся. На этот раз Женевьева отчаянно закашлялась. Шарли забрала у нее сигарету.

– Хватит выделываться.

– Грубое слово – евро! – закричал Гарри, чья голова высунулась из кучи-малы рук и волос.

– Что у тебя за идея? – спросила Женевьева.

Она с трудом переводила дыхание, голос звучал сдавленно.

Шарли подождала, пока Беттина с мелкими отойдут подальше.

Гортензия уже обогнала всех и одна ушла в Виль-Эрве.

– Единственный способ выкрутиться, – ответила Шарли.

– Ты хоть не собираешься пойти на панель?

– Я слишком ленива. Нет, моя идея – это…

– Она дергает меня за волосы! – визжал вдалеке Гарри.

Они ответили ему рассеянными улыбками.

– Это?.. – повторила Женевьева.

– Сдать Виль-Эрве.

* * *

– Не весь дом, – объясняла Шарли в тринадцатый раз за час. – Только часть башенки и одну ванную.

– Не мою ванную? – взвилась Беттина.

– Нет. Не ТВОЮ ванную.

– Отдать дом в руки посторонних? – простонала Гортензия.

– Нельзя было найти другой выход?

Шарли окинула взглядом сестер, скрестив на груди руки:

– Я жду ваших предложений. Но не может быть и речи о том, чтобы занимать, играть в лото, на скачках и тому подобное. Если хотите, можем есть через два дня на третий, не покупать шмоток сто девяносто два месяца, то есть шестнадцать лет, упразднить телефоны, продать мебель, спать на картонках, освещаться свечами, ходить в город пешком, чтобы не покупать билеты на автобус, мыться по очереди, не меняя воду в ванне… Мне продолжать?

Она посмотрела на Гортензию, Беттину и Женевьеву, сидевших вокруг большого стола. Энид играла на улице с кузенами.

– Ты можешь выйти замуж за богатого, – сказала Беттина.

– Если ты знаешь такого, познакомь нас.

– Почему бы не за Базиля? Он только этого и ждет.

– Первое: я выйду замуж, если захочу. Второе: уж точно не по этой причине. Третье: ты знаешь хоть одного богатого сельского врача?

– Но ведь вы давно состоите в отношениях…

– …любовных…

– …постоянных.

Стул Шарли раздраженно скрипнул.

– Я давно состою в любовных и постоянных отношениях с юккой[42] в гостиной и маслом для ванны с ароматом фрезии. Но я же не выхожу за них замуж!

Гортензия улыбнулась.

– Жаль. Базиль мегаклассно готовит кускус.

– Будь он здесь, – добавила Беттина, – мы бы и сегодня его поели.

– Ладно! – продолжала Шарли. – Это лирическое отступление означает, что мое предложение принимается?

– Что это значит? – пискнула Энид, вваливаясь в стеклянную дверь вместе с Гарри и Дезире, все они были красные и растрепанные. – На каком языке говорит Шарли?

– Я говорю: коль скоро все согласны с моим предложением…

– Каким предложением? – спросила Дезире.

– Сдать комнату родителей и две соседних.

– ЧТО?! – воскликнули четыре голоса. – Комнату папы и мамы! Ты этого не сказала!

– Она единственная имеет отдельный вход. Жилец сможет ходить не через холл, а через башенку. Он будет сам по себе, мы сами по себе. Общей останется только кухня.

– Но… эта комната.

– Их комната.

– Мы ничего там не трогали с тех пор…

– Вот именно. Пора в ней прибраться.

– А что делать с их вещами? Куда мы их положим?

– Чердак. Подвал. Коридор. Стенные шкафы. Места здесь хватает.

Гортензия почувствовала, как слезы защипали веки.

– Я не хочу трогать их комнату!

Шарли прижала ладони ко лбу, как будто хотела что-то спрятать.

– У нас нет выбора, – почти прошептала она. – Или так, или простимся с домом.

Тихий ангел пролетел, вернее, прополз, волоча ноги. Его почти было слышно.

– Дадим объявление в газету? – спросила Беттина.

Шарли почесала за ухом.

– Уже. Оно выйдет в понедельник утром.

Четыре вздоха взмыли к потолку просторной кухни.

– Черт, – буркнула Беттина, – я никогда не привыкну…

– Грубое слово – евро! – закричал Гарри.

– Я сказала: я никогда не привыкну.

– Ты должна мне евро.

Гарри протянул руку. Беттина рассеянно посмотрела на него. Но рассеянные глаза тотчас округлились от удивления.

– Что ЭТО такое?

Гарри невозмутимо посмотрел на пол, где на конце веревочки шевелилось что-то живое и зеленое. Дезире ответила за него:

– Это краб.

– Вижу. Я спрашиваю: разве ему место в доме?

– Я его приручил, – заявил Гарри.

– Учительница читала им «Маленького принца», – объяснила Дезире, как будто это был ответ на все вопросы.

– Я нашел его на пляже. Он был совсем один.

Шарли закрыла глаза и досчитала до семи, чтобы снять напряжение.

– Гарри, – чеканя слог и, проговорила она, – ты думаешь, этот краб счастлив, что ты держишь его за комнатную собачку?