Четыре сестры

– Вот паршивец. Гарри… Ты правда хочешь быть на него похожим?

Гарри помахал булавкой под носом Шарли.

– Дезире выдумывает. Я не для этого хочу пирсинг. А… для другого.

Он захлопал глазами.

Шарли покачала головой.

– Во-первых, пирсинг булавкой никогда не делают. Это больно и очень опасно. И потом, ты не хочешь еще немного подождать?

– Сколько?

– Лет двенадцать.

– Это долго?

– Успеешь четыре раза посмотреться в зеркало и увидеть, что ты изменился.

Гарри помотал головой. Ксавье-Люсьен тянул за веревочку.

– Ты бы его освободил, – добавила Шарли, связывая вместе два цилиндра от туалетной бумаги.

– Не сейчас.

– Этому крабу ужасно плохо.

Гарри нахмурил брови, но промолчал.

– Мне холодно, – пожаловалась Дезире.

– Надень мой свитер, – сказала Шарли, связывая еще два цилиндра.

– А вместо пирсинга, – снова заговорил Гарри, – ты можешь сделать мне татуировку?

Шарли улыбнулась.

– Только такую, которая смывается.

Он подумал.

– Ладно. Которая смывается.

– Хорошо. И что это будет?

Его сестра тем временем надела свитер Шарли и удалялась по берегу в поисках камешков.

– Ты никому не скажешь? – прошептал он.

– Ни за что! – заверила Шарли.

Он пожевал щеку и скороговоркой произнес:

– Напиши: «Надя Love».

Шарли серьезно посмотрела на него.

– Получится очень красивая татуировка. Это для Нади ты хотел проколоть бровь?

Он кивнул.

– Ее зовут Надя Интерланги. Она уже большая, из старшего класса. Папа говорит, что разница в возрасте не имеет значения.

Шарли ущипнула его за подбородок. Он наклонился и чмокнул ее в щеку. Она тут же воспользовалась случаем:

– Ты уверен, что не хочешь отпустить Ксавье-Марселя…

– Ксавье-Люсьена.

– …на свободу?

Он помотал головой. Нет. Не сейчас.

К ним бежала Дезире, разбрызгивая ногами вязкий серый песок.

– Смотрите! Головки! Улыбки!

Она нашла шесть камешков, на которых море или, может быть, случай нарисовал глазки, ротики – улыбающиеся, устрашающие, смешные и грустные лица. Гарри полюбовался немного, но Ксавье-Люсьен тянул за веревочку в сторону дома (вероятно, тоже случайно), и он поднялся по утесу в Виль-Эрве, где его ждала самая удивительная встреча.

* * *

Она случилась под Макарони, куда никто никогда не забирался, только если надо было убрать что-нибудь в стенной шкаф. Потолок в этом углу был слишком низкий, наклонный, место неосвещенное и полное пыли. Так что никто туда не наведывался, кроме Гарри, когда он бывал на каникулах в Виль-Эрве, ему там было как раз по росту, и кроме Майкрофта, которому места, где не бывает людей, подходили лучше всего.

Мальчик и крыса столкнулись там буквально нос к носу.

Майкрофт не поспешил унести ноги, как уносил их от любого из обитателей дома. По двум причинам: он знал, что ему нечего бояться такого маленького мальчика. И еще он знал, что зеленое существо у него на веревочке – это краб.

А Майкрофт, успевший на своем веку постранствовать и по утесам, и по ландам, крабов уже пробовал. Они ему нравились.

Гарри знал Майкрофта.

Об этом зверьке в семье слагали легенды. Но видел он его впервые.

Гарри сразу понял, почему красные глаза крысы устремлены на краба. Тот задергался и потянул за веревочку. Гарри встал между ними перед кипой старых журналов.

– Ты же не собираешься сожрать Ксавье-Люсьена? – пробормотал он, слишком испуганный, чтобы предъявить самому себе штраф в евро. – А?

Взять краба в руки он боялся. Однако чувствовал себя за него в ответе. Зря он не послушал Шарли. Надо было освободить его, отпустить на песок.

Крыса прыгнула как лев. Гарри отскочил в другую сторону. Он схватил газету, быстро подсунул ее под клешни и завернул краба.

Потом распахнул дверь и выбежал на улицу.

Он помчался к утесу, кубарем скатился по ступенькам на берег; развернул газету и отвязал веревочку.

Ветер свободы овеял зеленый панцирь Ксавье-Люсьена. Бочком-бочком он пустился наутек и зарылся в ямку в песке, растворившись в благодатной анонимности безымянных крабов.

– Эй! Гарришонок! – позвала Дезире в скалах. – Какого черта ты там делаешь?

– Грубое слово – евро, – пропел Гарри.

– Иди сюда! Поищем еще улыбки!

На Дезире был наконец-то законченный воротник какой-то там медицинской Екатерины из цилиндров из-под туалетной бумаги. Они с Шарли всматривались в песок. Гарри отвернулся. Он в последний раз взглянул на ямку, в которой навсегда исчез Ксавье-Люсьен. Потом поднялся по ступенькам и побежал через ланды к дому.

Прихожая была окутана легким сумраком. Гарри остановился, даже не подумав закрыть за собой дверь. Медленными шагами он прошел под лестницу.

– Майкрофт? – прошептал мальчик.

Он присел.

– Майкрофт. А я Гарри.

4 Порей за евро

Женевьева так и не решилась показать сестре счет за стирку занавесок. Когда Шарли спросила: «Сколько это стоило?», Женевьева нарочно уронила пластиковый пакет, который зашуршал на полу, обе нагнулись поднять его, и Шарли забыла свой вопрос.

После стирки они были красивые, цвета стали ярче, от них пахло паром и свежестью, жилец наверняка не останется равнодушен…

Стоя на табуретке в комнате родителей, Женевьева взяла занавеску, которую подала ей Гортензия.

– Представляешь…

Гортензия не договорила.