Четыре сестры

– Они все меня любят! – хохотала Гортензия.

– Они обожают меня обнюхивать! – всхлипывала от смеха Шарли.

– Сущий ад, – вторила им Женевьева.

– А на девушек у него тоже аллергия?

Они повалились друг на дружку. Шарли вдруг нахмурила брови.

– Благодаря этому типу я кое-что решила.

– Что?

– Не сдавать мужчинам моложе семидесяти семи лет.

– Почему? – спросила Гортензия.

– Вопрос равновесия, – загадочно ответила Шарли. И добавила: – Повешу объявление на углу Тупика.

Вскоре вернулась с огорода Дезире, удерживая двумя руками кучу порея, доходившую ей до подбородка.

– Так много?! – воскликнули все.

– Я собрала весь! – гордо сообщила девочка.

– Коту под хвост! – фыркнула Гортензия и вышла из гостиной.

– Я же не говорила тебе рвать всё, – вздохнула Женевьева.

Дезире молчала, потупив глаза. Женевьева притянула ее к себе за плечо и обняла.

– Ничего страшного, еще вырастет. Сегодня вечером сварим большую-большую кастрюлю супа. А завтра испечем киш с пореем.

– С таким количеством, – вставила Шарли, – можно уже запланировать меню на неделю: фондю с пореем, запеканка с пореем, флан с пореем, салат из порея и… есть еще идеи?

Никто не заметил странного выражения лица Дезире.

Да, сказать по правде, эта охапка порея была лишь видимой частью айсберга… Дезире нарвала в четыре раза больше! Остальное лежа ло кучей у огорода: руки у девочки были маловаты.

Дезире не посмела ни в чем признаться. Она задумалась.

Должен же найтись способ хоть как-нибудь сбыть с рук этот окаянный порей, и по возможности незаметно.

Письмо Гортензии Мюгетте

По телефону в воскресенье у тебя был нормальный голос, даже веселый. Как последние анализы, хорошие? Мы пока так и не нашли жильца. Последний визит был очень забавным. Пришла дама. Шарли предположила, что ей сорок два года. Я – пятьдесят пять, Энид – шестьдесят один, а Женевьева – тридцать. В общем, непонятно. Она была в пальто из черного бархата с вышивкой, в шляпке в тон, этакая королева из «Белоснежки», а косметика… как бы это сказать? Скажем, она выглядела так, будто накрасилась утром поверх вчерашнего макияжа.

Осматривая дом, она по поводу и без повода ссылалась на свою мать. Например:

– Мама обожааает такие столы!

– Мама говорит, что женщинам нааадо верить.

– В тооочности как мама: она натирает пол каждую неделю!

Под конец Шарли спросила ее, собирается ли она снимать комнаты с мамой.

– О нет! – ответила она. – Мы с ней два года не виделись, мы в ссоре.

Конец истории. Пиши нам, как ты. Если писать и звонить тебе утомительно, попроси Зербински побыть твоим писцом. Скорей бы лето, чтобы все это кончилось и ты приехала на каникулы к нам в Виль-Эрве. Я тебя целую и все наши тоже. Ингрид и Роберто лижут тебе каждый по ушку.

В среду весна взяла отгул и оставила всю работу тяжелым серым тучам, полным дурных намерений.

Беттина надела красную ветровку с капюшоном, брюки из розового джерси и свитер в гусиную лапку. На площади Фоссе, между Музеем предыстории, в котором она никогда не была, и химчисткой мадам Фубиру «Клаату Спейс» сверкал неоновыми огнями, похожими на разноцветные льдинки.

Дениза уже пришла.

– Они здесь? – спросила Беттина, застегивая молнию ветровки до самого носа.

Было, мягко говоря, не жарко.

– Нет еще. Я заглянула внутрь. Круто. Представляешь себе игровой зал в Вильневе?

– Да.

– Забудь. Ничего общего. Карлик и великан. Давид и Полтергейст.

Подошла Беотэги с набитой сумкой на плече.

– Когда я сказала, куда иду, мама сунула мне грязное белье.

Она вошла в прачечную. Дениза нервно огляделась.

– Как я выгляжу?

– Как обычно, – ответила Беттина.

– А мои сережки?

Дениза наклонила голову, открыв ухо. Ее сережки были крошечными рамками для лилипутских фотографий.

– Я попрошу у него фото. Вставлю его в эту рамку, а с другой стороны – свое.

– Единственное, что можно вставить в эти штуки, – отгрызенный ноготь.

– Ты думаешь, Дариус отгрызет себе ноготь спецом для меня? – мечтательно пробормотала Дениза.