Четыре сестры

Могут ли они вырасти, как волшебные бобы в сказке про Джека?

Гортензия выпятила грудь, встав перед зеркалом в профиль, посмотрела на себя с трагическим выражением лица и громко выдохнула:

– Аааааааргх!

* * *

Беттина тоже рассматривала себя, но в высоком зеркале шкафа в коридоре. Не потолстела ли у нее немного левая ягодица? А если Мерлин приедет сейчас, что будет?

Вернувшись в свою комнату, она написала черновик черновика: «Я думаю о тебе. Я думаю о тебе. Ты никогда не узнаешь, как сильно я думаю о тебе. Как я жалею, и т. д., и т. п.»

Она порвала письмо, как и все предыдущие. Легла в кровать, стуча зубами, и стала ждать сна.

8 О личной жизни дождевых червей

Беттина проснулась через час со странным ощущением, что ночь уже кончилась. И с легкой головной болью. Она встала, и что-то теплое сразу потекло по ноге. Тут она поняла, что ее разбудило.

Она прошлепала босиком в ванную. Разумеется, пакет гигиенических прокладок был пуст. Она выругалась в адрес неизвестной сестрицы, не положившей новую пачку. Вернулась в комнату, сунула ноги в тапочки и пошла на другой конец коридора. Ее комната была далеко от всех – цена за собственную ванную.

Беттина обошла балясины Макарони. Откуда-то снизу просачивался свет. Из кухни или из кладовой.

Она нашла тампоны в ящике Шарли. Ей это не очень нравилось, да и практики недоставало. Но другого выхода не было. Она выбрала самую маленькую модель. Из осторожности.

Вставив тампон на место (что заняло добрых восемь минут, то есть на семь с половиной больше, чем было сказано в инструкции), она вернулась на лестницу, заинтригованная светом на первом этаже. Кто мог быть на кухне в такой час?

Беттина бесшумно спустилась по ступенькам.

– Изумительные блины, – послышался голос Танкреда.

– Секретный рецепт тети Лукреции, – ответил голос Шарли.

– Кто такая тетя Лукреция?

– Такая штучка, больше всего похожая на настой цикуты.

– Звучит не очень мило.

– Она далеко не милая. Будем снисходительны, скажем только, что она ворчунья, скряга, эгоистка, сплетница, зануда, старая перечница…

Беттина толкнула дверь.

– Грубое слово – евро, – прошептала она.

– Ты не спишь?

– Сплю, но плохо, спасибо, а вы?

– Тоже, – ответила Шарли. – Захотелось горячего молока… Прихожу сюда – и такая вот абракадабра! Горячее молоко готово! Танкреду пришла та же идея.

Беттина насмешливым взглядом окинула большой стол: блины, печенье, какао, варенье, масло, сироп…

– Вы ждете в гости компанию великанов?

Она намазала блин домашним яблочным желе. Откусив большой кусок, всмотрелась в лицо сестры, пытаясь угадать… вправду ли… тут такая абракадабра.

Присутствие Танкреда – совпадение?

Никаких подтверждений не наблюдалось.

Никто не строил глазки, не пожимал украдкой ручки, не крутил любовь тайком. Шарли кипятила молоко в кастрюльке со своим обычным лицом, которое они видели каждый день.

В дверном проеме показалась голова Женевьевы.

– Горячее молоко! Здорово!

Она вошла вся, помахивая бело-зеленым плюмажем.

– Наш серийный сеятель порея опять приходил. Я нашла это у себя за дверью. А блины остались?

– Только один. Сейчас я еще напеку.

Пошел дождь.

Женевьева приподняла край занавески. В темноте пейзаж был полон призраков и догадок. Как хорошо, что она в доме, под крышей, в запахах блинов и яблочного желе. Ей нравилось быть здесь, в одиннадцать минут третьего ночи, в милом старом доме, с сестрами, с Танкредом, нравилось, что за окном темно, внутри тепло, а снаружи дождь. Она посмотрела на старшую сестру. Шарли выливала тесто на сковородку, и выражение лица у нее было (Женевьева поискала слово)… блуждающее. Вот. Блуждающее.

Дверь открылась, впустив Гортензию и ее взъерошенные мини-волосы. За ней вбежал Роберто, следом Ингрид.

Шарли открыла второй пакет молока и вылила его в широченную кастрюлю.

– Ты идеальная сестра, – восхитилась Женевьева не без лукавства.

– Я знаю, – спокойно ответила Шарли. – Одна незадача: матрицу не отлили.

* * *

Дезире запаслась терпением. Еще два дня, и наступят каникулы во всех школах, и Энид наконец будет свободна. А то тоска проводить дни с одним Гарри. Шарли, конечно всячески пыталась их развлечь сеансами кино, сеансами чтения, даже сеансами морского боя на разлинованных листках… Но в конечном счете они чувствовали себя немного обузой.

Дезире вышла из дома, скача на одной ножке через прыгалку. Двинулась дальше вприпрыжку, прихрамывая, как будто подвернула ногу. Ей нравилось представлять себя раненой. Ее больная нога начинала гнить, как в том фильме, где легионер тесаком отрезает себе ступню и говорит: «Завоняло, надо всё отсечь!» Может быть, тогда родители меньше будут орать друг на друга. Мама бросит работу, а папа не будет больше играть «я» в пьесе «Адам и Ева и я».

Она нашла Гарри сидящим на корточках у клумбы.

– Что ты там смотришь?

– Шшш.

Она присела рядом. И с отвращением воскликнула:

– Как ты можешь трогать эти штуки!

Гарри поднял вверх какой-то розовый зигзаг и опустил его в банку, полную земли, травы и множества других розовых зигзагов.

– Это не штуки. Это черви.

– Фууу! – фыркнула Дезире и вприпрыжку убежала к Тупику.