Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных

Разумеется, уже стало понятно, что с политической точки зрения это чрезвычайная ситуация. Внушая нам, что с противниками бесполезно разговаривать, социальные сети разделяют нас на беспрецедентно агрессивные кланы, а потом награждают лайками и репостами за самые ярые обвинения в адрес другой стороны. Так образуется порочный круг, а нормальный диалог становится невозможным. При этом мы на собственных ошибках уяснили, что бесчестные политики могут разгромить оппозицию и подавить любую журналистскую проверку фактов, просто вбрасывая в канал общественного внимания скандал за скандалом, так что каждый следующий вытесняет из памяти предыдущий. И каждый, кто пишет ответ или делает репост, даже желая осудить разжигание ненависти, на самом деле вознаграждает его вниманием, тем самым помогая ему распространяться дальше.

Как любит повторять критик технологий Тристан Харрис, каждый раз, когда вы открываете приложение социальной сети, «по ту сторону экрана находится тысяча человек»{70}, которым платят, чтобы вы в нем задержались. Поэтому ожидать от пользователей, что они смогут противостоять атаке на их время и внимание одной лишь силой воли, нереалистично. Политические кризисы требуют политических решений. Тем не менее, чтобы глубже понять суть отвлечения внимания, нужно признать неудобную правду: атака, то есть непрошеное вторжение, не совсем подходящее слово в данной ситуации. Да, все наши взоры прикованы к Кремниевой долине, но признаемся: как правило, мы сами этого хотим. Что-то в нас жаждет отвлечься на гаджеты или на что-то другое – лишь бы не тратить жизнь на то, что, как мы думали, мы ценим больше всего. Сигнал исходит изнутри. Это одно из самых коварных препятствий попыткам правильно использовать свою конечную жизнь. Так что пора взглянуть на него пристальнее.

6 Внутренний прерыватель

Если бы зимой 1969 года вы оказались в горах Кии на юге Японии, вашим глазам открылось бы удивительное зрелище: бледный и тощий американец, совершенно нагой, льет себе на голову ледяную воду из большого деревянного ведра{71}. Его звали Стив Янг, он готовился стать монахом буддийской школы Сингон-сю, но пока что не встретил на этом пути ничего, кроме унижений. Сначала настоятель монастыря на горе Коя отказался впустить его внутрь. С какой стати, откуда вообще взялся этот долговязый аспирант с кафедры азиатских исследований и почему он решил, что создан для жизни японского монаха? В конце концов, после долгих упрашиваний Янгу разрешили остаться, но только на том условии, что он возьмет на себя грязную работу в монастыре, например будет подметать полы в коридорах и мыть посуду. Наконец ему было дозволено приступить к стодневному отшельничеству – это был первый настоящий шаг на пути к монашеству. Но выяснилось, что жить ему полагалось в крошечной хижине без отопления и три раза в день проводить ритуал очищения. Это значило, что Стив Янг, выросший в теплой Калифорнии на океанском побережье, должен был выливать на себя 10 литров пробирающего до костей растопленного снега. «Это было ужасным испытанием, – вспоминает он годы спустя. – Было так холодно, что вода замерзала в тот момент, когда касалась пола, а полотенце замерзало прямо в руках, и я босиком скользил по ледяному полу, пытаясь вытереть тело затвердевшим кухонным полотенцем».

Столкнувшись с физическим неудобством, пусть даже не столь радикальным, мы, как правило, инстинктивно пытаемся не обращать на него внимания, переключиться на что-нибудь другое. Например, если вы, подобно мне, побаиваетесь уколов, вы наверняка ловили себя на том, что внимательно разглядываете посредственную картину, висящую в кабинете врача, изо всех сил стараясь не думать о предстоящей инъекции. Вначале реакция Янга была такой же: внутренне отстраниться от ощущения ледяной воды на коже, думая о чем-то другом, или просто приложить волевое усилие, чтобы попытаться не чувствовать холода. Эта реакция не беспричинна – когда текущее переживание настолько неприятно, здравый смысл как будто говорит, что, если отстраниться от ситуации, это уменьшит дискомфорт.