Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных

Нет ничего пассивного или смиренного в том виде терпения, который возникает из желания сопротивляться спешке. Напротив, это активное, почти физическое состояние внимательного присутствия, и его преимущества, как мы увидим, выходят далеко за рамки оценки произведений искусства. Но, как говорится, отчитываюсь. Вот что происходит, когда вы проводите три часа подряд, без перерыва в маленьком раскладном кресле в Художественном музее Гарварда, разглядывая картину Эдгара Дега «Торговцы хлопком в Новом Орлеане». Телефон, ноутбук и другие отвлекающие факторы сданы в гардероб и находятся вне досягаемости. Первые 40 минут вы задаетесь вопросом: «Черт возьми, что я здесь делаю?» Вы же помните (как можно было забыть?), что всегда ненавидели картинные галереи, особенно слоняющиеся в них толпы посетителей, которые как будто наполняют воздух заразительным оцепенением. Вы думаете, не сменить ли картину, потому что выбранная вами теперь кажется вам скучной (на ней изображена комната, где трое мужчин осматривают несколько тюков хлопка). А вот та, что висит рядом, кажется, повеселее: множество крошечных грешников подвергаются адским мучениям. Но затем вы вынуждены признаться себе, что начать все сначала, выбрав новую картину, – значит поддаться тому самому нетерпению, которому вы учитесь сопротивляться. То есть вы попытаетесь взять ситуацию под контроль именно тем способом, которого стремитесь избежать. И поэтому вы ждете. Раздражение сменяется усталостью, затем снова раздражением с примесью тревоги. Время замедляется и замедляется. Вы спрашиваете себя: «Ну что, прошел уже час?» Смотрите на часы и видите, что прошло 17 минут.

А затем, примерно через 80 минут, происходит сдвиг (но вы не успеваете заметить, в какой именно момент и как). Вы наконец перестаете бороться с раздражением из-за того, что время течет так медленно, и раздражение уходит. А Дега начинает раскрывать свои тайны. Тонкое выражение настороженности и печали на лицах трех мужчин, один из которых, как вы наконец замечаете, чернокожий торговец в окружении белых. Плюс тень, которой вы раньше не видели, как будто где-то за пределами полотна скрывается четвертый человек; и любопытная оптическая иллюзия, из-за которой одна из фигур кажется то плотной, то прозрачной, словно призрак, в зависимости от того, как ваш взгляд интерпретирует другие части картины. Вскоре вы переживаете эту сцену во всей ее чувственной полноте: сырость и замкнутость комнаты в Новом Орлеане, скрип половиц, летающую пыль в воздухе.

Произошло изменение второго порядка: теперь, когда вы отказались от тщетных попыток контролировать скорость, с которой складывается ваш опыт, начинается сам опыт. И вы понимаете, что имеет в виду философ Роберт Грудин, когда описывает терпение как нечто «осязаемое, почти съедобное», как будто оно придает вещам некую «жевательность»{128} – неудачное слово, но смысл ясен, – то, во что можно вонзить зубы. Наградой за отказ от стремления к иллюзорному контролю над темпом жизни станет реальное ощущение самой жизни. Или, как говорят британцы, вы основательно застрянете в жизни.

Наблюдать и ждать

В книге «Непроторенная дорога: Новая психология любви» психотерапевт Морган Скотт Пек рассказывает о том, как меняет человека подчинение скорости жизни, и подчеркивает, что терпение – это не просто более спокойный, мирный и ориентированный на настоящее способ жизни, но и полезный в своей конкретности навык. До 37 лет, объясняет Пек, он чувствовал себя полным идиотом в механике и не умел ремонтировать бытовую технику, автомобили, велосипеды и т. п. Но однажды он увидел, как сосед ремонтирует газонокосилку, и сделал ему комплимент с долей самоуничижения:

«– Слушай, я восхищаюсь тобой. Я никогда ничего подобного не умел делать.

Сосед ответил мимоходом, не задумываясь:

– Ты просто не хочешь дать себе время»{129}.

Этот разговор слегка обеспокоил Пека и запомнился ему, а вскоре подвернулся случай воспользоваться советом. В машине у пациентки заел ручной тормоз. Раньше, пишет психотерапевт, «я бы неуклюже засунул голову под машину и первым делом подергал несколько проводов, не имея даже смутного представления о том, что я делаю, и, не добившись ничего, воздел бы руки: "Это выше моего разумения"». На этот раз, однако, Пек вспомнил упрек соседа: