Четыре тысячи, восемь сотен

– Но я же восстановил на его ноутбуке счета, в которых все это упоминалось, – возразил Адам. – Прости‑прощай гребаный Фор‑Нокс.

Сандра покачала головой. – Это говорит о том, что он проявил небрежность – и мне, пожалуй, следует связаться с кем‑нибудь из ответственных за составление отчетности, чтобы они пересмотрели наименования позиций в бухгалтерском балансе – но когда дело дошло до проработки деталей, Лоудстоун наверняка проследили за ним со всей тщательностью. Больше этой информации не существует, если, конечно, он не занес ее в свой личный дневник.

Адам не сомневался в правдивости ее слов. – Мне нужно кое‑что узнать, – просто сказал он. – Скорее всего, он искренне верил в то, что без этих воспоминаний мне будет лучше – но если бы старик прожил достаточно долго, чтобы мне удалось спросить об этом лично, я вполне мог бы и передумать – в этом я уверен.

Сандра поставила фильм на паузу. – Идеальная программа – большая редкость, особенно если она решает задачу подобной сложности. Если нам не удастся собрать все, что мы хотим…

– Значит заблокировать то, что хотим, мы тоже не сможем, – заключил Адам. – Что, вероятно, указано мелким шрифтом где‑то в его контракте, но я уже несколько месяцев истязаю свой мозг и до сих пор не нашел ни единого камня, который бы пробил дыру в этом в решете.

– А что, если камни попали внутрь по кусочкам, но восстановить их все‑таки можно?

Ее слова поставили Адама в тупик. – Вы предлагаете мне пройти терапию по восстановлению подавленных воспоминаний?

– Нет, но я могла бы раздобыть для вас бета‑копию Сшивателя.

– Сшивателя?

– Это новый слой, который рано или поздно будут предлагать каждому клиенту, – объяснила Сандра. – Современные методы копирования таковы, что любой серой выгрузке неизбежно передается определенное количество скрытой информации, не имеющей легко доступной формы – тысячи крошечных проблесков воспоминаний, которые не были переданы как единое целое, но которые, тем не менее, можно описать в подробностях, если собрать все частичные образы вместе.

– Другими словами, эта программа могла бы восстановить порванную в клочки страницу блокнота, на котором все еще сохранился отпечаток текста с недостающего листа?

– Для обладателя цифровых мозгов вы на редкость старомодны, – заметила Сандра.

Адам оставил всякие попытки прийти с ней к согласию по поводу метафор. – Она сообщит мне то, что я хочу узнать?

– Ни имею понятия, – ответила без обиняков Сандра. – Если предоставить ей фрагменты, содержащие неявную информацию – а таких наверняка наберется не одна тысяча – она сможет выявить неизвестную заранее долю их ассоциаций и даст вам возможность проследить возникшие между ними связи. Но я не знаю, хватит ли этого, чтобы сообщить вам нечто большее, чем цвет свитера, который был на вашей матери в ваш первый школьный день.

– Ясно.

Сандра вернулась к просмотру фильма. – Вам действительно стоило присоединиться ко мне в баре вчерашним вечером, – добавила она. – Я сказала, что у меня есть приятель, который может перепить любого сальвадорца, и меня чуть ли не на коленях стали упрашивать, чтобы я дала сделать против него ставку.

– Да вы просто ненормальная, – с упреком сказал Адам. – Может быть, в другой раз.

10

Снова став единым целым в Калифорнии, Адам не спеша поразмыслил над тем, стоит ли ему предпринять последнюю, алгоритмическую попытку пробиться сквозь завесу воспоминаний. Если старик и правда был убийцей, какую выгоду принесет ему это знание? У Адама не было намерений «сознаваться» в преступлении властям и надеяться на то, что решение, которое, рано или поздно может изрыгнуть суд, сложится в его пользу. Он не был человеком, и его нельзя было подвергнуть наказанию или преследовать в судебном порядке; суд, однако же, мог обязать Лоудстоун удалить все копии его программного обеспечения и распорядиться, чтобы городские власти бросили его тело под гидравлический пресс рядом с непригодными для езды машинами и непригодными для полетов беспилотниками.

Но даже если бы ему не грозил риск наказания, Адам все равно сомневался, что родственникам Колмана пойдет на пользу знание о том, что за пошедшим наперекосяк ограблением в действительности скрывалось предумышленное нападение из засады. Ему, конечно, не следовало судить о том, какой расклад лучше всего отвечает их интересах, но факт оставался фактом: решение оставалось за ним, и несмотря на весь ужас, который в нем вызывал сам поступок и причиненный вред, сочувствие к выжившим безоговорочно склоняло его в сторону молчания.

Так что если он на это и решится, то только ради самого себя. Ради облегчения, которое принесет знание того факта, что старик был всего лишь тщеславным неврастеником, склонным к самомифологизаторству и пытавшимся оставить после себя режиссерскую версию собственной жизни… или же ради стимула порвать с ним всякую связь, испепелить его наследие всеми доступными способами и зажить собственной жизнью.