Четыре времени жизни

В воскресенье месяц, как я посмотрела «The Fall». Сука, «Падение». Вот оно, вот этот знак. Я месяц падаю в Ли Пейса и никак не могу упасть. Знаете, что такое одиночество? Когда никого. Ты один. Вообще один. Как в фильме «Я – легенда». Только без собаки. Разговариваешь с манекенами. Насколько я могу судить по своему окружению, истинно одиноких людей здесь мало. Практически нет. Представьте себе на миг страшное: только вы, нет родителей, детей, жён и мужей, нет никого. Даже животного рядом нет. Все умерли. А вы остались.

Все ценные связи распались. Особо важные друзья – где-то в стороне. Осталась тут одна Ленуся. Но у неё новый круг общения и новые связи. Ну и у неё, как бы на минуточку, ещё семья есть. И она знает, как я ужасно ревновала к этому новому кругу. Потому что мне было страшно и больно. Она очень хорошая, «делатель», не пиздит, что поможет, а помогает. Но время идёт, и я понимаю, что это будет ещё одна история про отход в сторону. Как льдины расходятся, так и мы разойдёмся. Тёплые отношения останутся, но всё не то.

И вот в этой чёрной-чёрной дыре – хоба! – и синее небо. А на его фоне Ли Пейс. Котик. Осознаю ли я, что чувства придуманы? Господи, да конечно. Я вообще очень разумное существо. Эдакое горе от ума. Я понимаю, что это чистой воды химия. Органическая. Серотонин и дофамин. Но у меня так долго не было никакого дофамина, что я рада даже суррогату. Всего-то месяц с дофамином, а мне кажется, как будто уже полгода прошло. Спустя пять дней после «Падения» я написала ему письмо. Прям реальному ему. Авторизованный профиль на инстаграме. То есть он инстаграму доказал, что он настоящий. Каждое утро я захожу в личку и вижу, что письмо не прочитано. Конечно, блядь, не прочитано. У него работы выше крыши, семья, цыпочки и сарай, и его заебали фанаты и фанатки. И тут ещё одна. А я просто сказала спасибо. Что он талантливый. И умный. Потому что я смотрела не только фильмы, но и интервью. И не только про кино, но и про человеческие ценности. Где он говорил очень правильные вещи. И я считаю его недооценённым. И желаю бла бла бла, и надеюсь, что бла бла бла. Короче, послала «лучики счастья» (буэ-э-э-э, меня аж тошнит от этого выражения). Вы писали когда-нибудь вот так, в никуда? В детстве, например, в программу «Будильник»? И ждали потом своё письмо годами, когда прочтут его с экрана? А его всё не читали… Ну вот примерно такое чувство. То есть котик как бы есть, и котика как бы нет. Потому что я всё придумала, и это просто органическая химия. Которая длится полтора года.

Предыдущая химия, кстати, примерно столько же и длилась. Ничего, потом как-то притупилось, прошло. Самое ужасное в этой химии – желание прикоснуться. Это прямо до пульсации в подушечках пальцев. Ужасно, когда человек рядом, и ты хочешь прикоснуться. Но тут можно хотя бы случайно «соприкоснуться рукавами». А тут – фотографии и видео. И никаких касаний. Чувство, близкое к отчаянию.

Чтобы притупить пульсацию, стала смотреть фотки, где котик страшный. Ну вот прям страшный. Припухший с утра, или с лишним весом, или неудачный ракурс, или хуёвая стрижка. Блядь, не работает этот метод. Он лишь очеловечивает эту новую химию, и ты понимаешь, что прикоснуться хочется ещё больше. Потому что человек настоящий, не отфотошопленный. Раскидывает носки, пердит в туалете, оставляет разводы от кружки на столе. В меру бесилово. Но твоё бесилово. Потому что это бесилово много читает. Блядь, как можно не любить человека, который много читает?! Я сама бы закопалась в книги, если бы мне за это платили, и сидела в них с перерывом на сон и туалет. Как можно не любить человека, который обожает собак? Я сама скрытая собачница, мне просто никого заводить нельзя. Но будь у меня шанс, хоть маленький шансик, сразу бы появился кто-то, любящий тебя слепо и преданно. Тот, что «кто хороший мальчик? – я хороший мальчик!». Который лезет ночью под одеяло и скулит. А ты выпихиваешь его ногой и скрипишь в темноту «фу, нельзя». А он тыкается носом своим мокрым и опять лезет. И на двадцатый раз ты сдаёшься. И он вкусно пахнет собакой. Пролазит под одеялом от ног к твоему лицу и лижет подбородок. И вы засыпаете вместе. Потом, когда он умрёт, будет сниться тебе, и будут слёзы. Но всё равно собака – это лучшее. Родное. Как родители и дети. Своё.

И вот так, день за днём, погружаясь в это одиночество, когда народу много, а поговорить не с кем (не потому что людей нет, а потому что открыть всё, что в душе – страшно и больно, и объяснять опять по новой, зачем да почему, господи, не хочу…). Месяц всего. Химия пока здесь, и это «счастье со слезами на глазах». Потому что я ж всё понимаю. Что дальше будет. Точнее, чего не будет.

Иногда я думаю, что моя сила – искренность. Как бы меня не били за неё, я снова пишу что-то очень личное. И выворачиваюсь вся наизнанку. Но я понимаю, что делаю это не для вас, не для лайков и комментов. Я делаю это для себя.