Читаем Четыре жизни. 4. Пенсионер полностью

05.02.2002 г. …Закончил эссе «Друзья», поместил в «Мозаику-6», ещё 1–2 и можно распечатывать.

У меня никогда не было много друзей, именно друзей, а не товарищей по учёбе или работе. Внутренне я одинок, так как почти не способен говорить полностью откровенно. Как, например, можно разговаривать в поезде со случайным попутчиком или на курорте с временными приятелями, когда ты уверен, что всё сказанное не дойдёт до ушей близких и знакомых. Да и в этих случаях не на все темы можно говорить открыто, не случайно систематически проявляется внутренняя закомплексованность. В частности, только в 32-летнем возрасте Влада изменила моё мнение о собственных интимных возможностях в лучшую сторону. До того мне и в голову не приходило с кем-то на больную тему поговорить (посоветоваться). Эти вещи знакомы каждому взрослому человеку, но есть жизненные проблемы, на мой взгляд, посерьёзней. К примеру, ощущение собственной тупости рядом с умными людьми, для меня такое состояние тяжелей сексуальных проблем. Подобную ситуацию обсуждать с кем-то просто невозможно, похоже, причиной являются элементы самолюбия, запрятанного глубоко внутрь. С другой стороны, когда тебя долго слушают, «раскрыв рот», возникает ощущение неполноценности собеседника. Опять дискомфорт.

Не открою Америки, умный человек, дурак — понятия относительные, крайними проявлениями являются гении (их единицы, да и осознаётся гениальность, как правило, после смерти) и дебилы (этих во много раз больше). Сколько есть в истории примеров, когда гениев при жизни считали ненормальными, а ненормальных гениями. В любой группе взаимодействующих интеллектуально или просто профессионально людей, всегда кто-то считается умней, кто-то глупей. Нередко это связано с разным уровнем образованности, которая зачастую скрывает потенциальные возможности человека. В промышленных производственных отношениях свою лепту вносит армейский принцип: я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак. В науке, т. е. сфере, которой я отдал лучшие творческие годы, многое не так, как на производстве, причём уровни отраслей науки достигли разных высот, далеко «убежали» математика и физика. Средний математик представляется «сверх умным» геологу или медику. Химия занимает среднее положение в ранжире «продвинутости» наук и я, типичный представитель химии, всегда восхищался яркими физиками и математиками, хотя зачастую эти люди весьма непрактичны в среде обитания и требуют специального обхождения. Одно время пытался понять, почему имея в школе по математике преимущественно отличные оценки, на химфаке не смог подняться выше удовлетворительных. А ведь я чуть было не начал сдавать вступительные экзамены на механико-математический факультет. Вышеприведённые рассуждения преследуют одну цель: показать, что в связке умный — дурак всё относительно и приблизительно, а я пытаюсь разобраться, каким образом тот или иной человек становился мне другом.

27.02.2002 г. …Полностью завершил работу над «Мозаикой-6», скопировал на дискету. Вчера очередную «Мозаику», состоящую из трёх эссе: Друзья, Жёны, Смерть, отправил папе. «Смерть» и «Жёны» дались трудно. Всё-таки писать Мозаику надо иначе, чем дневник. Лучше, чтобы прошло некоторое время, «пыль раздражений» осела. С другой стороны, душа в написанном исчезает, получается нечто вроде сахарного сиропа. Но ведь моя жизнь никогда не была слащавой. Лучше всё-таки, чтобы всплески памяти перемежались с цитатами из дневниковых записей, сделанных близко к описываемым событиям. Опять же записи в дневники я делал (делаю) преимущественно тогда, когда на душе было очень плохо. Вот парадокс: вспоминаешь хорошее, а в дневник записываешь негативные эмоции. Не могу сообразить, является ли данный парадокс свойством моей души или имеет общий характер?

Впрочем, похвастаться законченным куском «Мозаики» мне не перед кем, даже Аня не проявляет видимого интереса.

11.03.2002 г. …Заканчиваю эссе «Мама».

Перейти на страницу:

Все книги серии Четыре жизни

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее