— Я ненавижу себя за то, что позволила загнать себя в ловушку, — по мере того, как Атал’Амани отвечала, очертания её духа начинали проявляться. – Я ненавижу себя за то, что оставила Зул’джина в тяжелое для него время, и что из-за меня погибли двое его воинов. Мне сказали, что Воланатэль, палач, который лишил Зул’джина глаза, был замечен возле Зул’Амана. Я взяла с собой двух товарищей. Мы собирались принести вождю его голову, но это оказалось засадой. Зун’бея и Таку убили сразу, а меня пытали очень долго. Но все эти пытки были ничто по сравнению с осознанием того, что ещё этим вечером я спокойно лежала с Зул’джином и говорила с ним о мести, а теперь для меня всё было кончено. Это следопыты меня убили, но я не знала, что они сделали это оружием моих товарищей. Наверное, мой вождь меня презирает за такую глупость. Сестра, как у него дела? Как дела у Амани?
Баталия задумалась, как преподнести правду так, чтобы не причинить Атал’Амани ещё большую боль. Она вспомнила про Петлю Проклятых Костей и вытянула открытую шкатулку вперёд.
— Он не презирал тебя, он носил это до самой смерти. Это ведь твои бусы. Когда ты пропала, Зул’джин пришёл тебе на помощь, но слишком поздно. Он бережно нёс твоё тело на руках, а его воины сожгли Рассветный Дозор дотла. От деревни не осталось буквально ничего. Я лично видела, как это происходило.
Атал’Амани потянулась к ним призрачной рукой. Вол’джин и Баталия могли рассмотреть почти все детали её облика. Её глаза были полны печали и на устах появилась грустная улыбка.
— Он… погиб? Я бы без роптаний провела вечность в тюрьме, в которую заточили мою душу, если бы мне позволили вновь услышать или увидеть его. Но, скорее всего, это невозможно, и его осудят за те же грехи, что и меня.
— А у Амани есть надежда на возрождение, многим удалось бежать с поля боя, инсценировав свои смерти. Ты не знала, но Алисон приехала после твоей смерти и познакомилась с Малакрасом. Их убили, но они «таинственно исчезли», когда подвернулся случай. Я верю сестре, она придумает что-то, чтобы племя процветало.
— Так жрица, сражавшаяся вместе с Малакрасом, ещё одна твоя сестра? – удивился Вол’джин.
— Да, — кивнула Баталия. – И я сама не пролила ни капли аманийской крови, даже когда заставили биться вместе с Верисой под угрозой смерти. Вол’джин поручился за меня и теперь я живу среди троллей Чёрного Копья. Я готовлюсь стать жрицей Лоа Смерти.
— Я верю, что Амани будут жить и процветать. А мои муки прекратятся. Когда станешь жрицей Бвонсамди, замолви за меня словечко, чтобы позволили нашим с Зул’джином душам упокоиться. И чтобы Бвонсамди помог упокоить ещё живых наших врагов.
— Всё так и будет, — прошептала Баталия, видя, как образ её сестры растворяется в клубах дыма. Она уже не сдерживала слёзы и наконец дала волю эмоциям. Вол’джин сел рядом и приобнял эльфийку. Он и сам ощутил этот контраст между гнетущим чувством отчаяния, которое источала Атал’Амани, когда явилась, и тем, с каким они закончили разговор. Баталия была так измотана морально, что чувствовала усталость уже физически. Мягко гладившие её по спине руки и успокаивавшие тихие напевы на плохо знакомом тролльском наречии заставили обессилившую эльфийку уснуть.
Вол’джин вспоминал, как до недавних пор с трудом осознавал антропологическое родство троллей и эльфов — это были настолько разные народы, что длинные уши и острые клыки казались скорее совпадением, чем напоминанием о временах, чьих современников, даже самых долгоживущих, уже давно нет. Теперь же он смотрел на Баталию, деловито отчитывавшуюся о пленниках, которых лично отобрала для жертвоприношений, и понимал, что конкретно эту эльфийку никто бы не отличил от женщины-тролля, будь она похожа на неё внешне. Прошло почти два месяца, как эльфийка, которая не чувствовала себя своей среди других эльфов, теперь увлечённо работала и отдыхала.
— Ближайший праздник будет ровно через месяц. Можно будет принести в жертву пятерых, но не ударит ли их содержание по казне племени?
— Не ударит, — Вол’джин вышел из раздумий, — нам не доведётся держать их у себя месяц. Как ты думаешь, пять жертв достаточно, чтобы лоа были благосклонны к новому члену нашего племени?
— Кто-то из женщин племени на сносях?
— К сожалению, я подобных вестей не слышал. Но племя могло бы пополниться не только прямыми потомками его членов, а кем-то извне, — намёк вождя был настолько прозрачным, что он почти прямо высказывал своё намерение.
— Думаю, хватит, — замялась Баталия. – Я читала, что в древности в среднем приносили в жертву одного гуманоида по очень большим праздникам, а в отсутствие войн и успешных битв было достаточно и животных. К рождению ребёнка часто убивали мурлока и его тоже было достаточно, чтобы ребёнок рос здоровым и весёлым. А тут аж пять людей, среди них один офицер… Пять — это даже много.
— Не скажи. С таким кандидатом лоа действительно нужно будет умилостивить, — Вол’джин ухмылялся и неотрывно наблюдал за недоумением собеседницы.
— Пять так пять, новых наловим, — Баталия улыбнулась в ответ, пытаясь скрыть своё смущение.