Четырех царей слуга

Успешно для Боярской думы завершить трудные переговоры помогли не кто иные, как турки. Они нанесли армии короля-полководца Яна Собеского сильное поражение в Бессарабии, и тот в большой горести подписал вечный мир с Москвой и возвращение ей «Киева с городками». Так Варшава заполучила себе сильного союзника.

Дипломатическая удача оказалась исторически велика. Земля Русская, по вере православная, продолжала собираться в едину горсть. Но, с другой стороны, деваться было теперь некуда и приходилось собирать войска и идти воевать крымского хана.

О предстоящем походе было объявлено в сентябре 1686 года. Всем «ратным людям» приказывалось готовиться и ждать высочайшего указа о выступлении на сборные пункты. В октябре состоялось назначение воевод в полки. Главнокомандующим стал князь Василий Васильевич Голицын с громким титулом «Большого полка дворового воеводы, царственные большие и государственных великих сберегателя и наместника Новгородского». В «товарищах» у него оказались воеводы А. С. Шеин, князь В. Д. Долгоруков и окольничий Л. Р. Неплюев. Получил приказание выступить в поход и генерал-майор Патрик Гордон.

Русская армия состояла из Большого полка и четырёх разрядных: Севского, Низового (Казанского), Новгородского и Рязанского. Согласно разрядной записи, в Крымский поход должно было отправиться 112 902 ратника. Но гладко было, как говорится, только на бумаге: «ратные люди» собирались очень медленно, много оказалось «нетчиков» — не явившихся на царскую службу.

Поместное дворянское ополчение собиралось всю зиму. Большой царский воевода князь Василий Васильевич Голицын вытаскивал военнообязанных помещиков с их «боевыми холопами» из деревенской глуши самыми грозными указами. В противном случае им грозила опала и разорение, то есть лишение земли и кабальных крестьян. Помещики, снаряжаясь в поход, глухо ворчали даже на смотрах:

   — Эко взбрело в голове на Москве воевать Крым. Слава богу, у нас с ханом теперь вечный мир...

   — Дань татарскому хану платим необидную. Так, для виду, и только. Чего же зазря служилое дворянство беспокоить.

   — Какой год уже из Крыма набега нет. А раньше-то чуть ли не ежегодно до Оки доходили...

   — Хитрый какой на Москве стал Ванька Голицын. Себе честь воеводскую добудет, а мы воронье собой в степи кормить будем...

   — Зачем нам Крым? Разве наши деды и отцы туда с мечом хаживали? Зачем идём в поход, дворяне?..

Масла в огонь подлили стольники Борис Долгорукий и Юрий Щербатый. Сговорившись, они не только опоздали с прибытием в полки, но явились в них со своими даточными с земли ратниками, одетые во всё чёрное и на вороных конях. В полках поместного войска сразу заговорили о худом предзнаменовании:

   — Быть большой беде. Примета эта чёрная — знать, не вернуться многим из крымского похода...

Князь-воевода Василий Васильевич Голицын, озлившись на таких «озорников», написал письмо царевне, которое было передано ей через начальника Стрелецкого приказа Фёдора Леонтьевича Шакловитого, оставшегося за него в Первопрестольной:

«Умилосердись, добейся против обидчиков моих указа, чтоб их за это воровство разорить, в старцы (то есть в монахи) сослать навечно, деревни их неимущим раздать, — учинить бы им строгости такой образец, чтоб все задрожали».

Но самодержавная правительница Софья Алексеевна на такие строгости не пошла. Хотя по-умному дала знать всем «нетчикам», что с ними могут поступить как с «погаными». Стольникам Борису Долгорукому и Юрию Щербатому пришлось просить милостивого прощения перед князем-воеводой со слезами:

   — Князь ты наш, воевода. Прости, ради Христа, нас, неразумных. Смолоду, спьяну охальниками стали.

   — Простить — прощу. Но честь свою вам придётся возвращать перед Перекопом. Чтоб роду Долгоруких и Щербатых там позору не было, чтоб от врага не бегали.

   — Перед Господом Богом клянёмся, что биться с татарами будем так, чтоб сраму не иметь ни детям нашим, ни внукам.

   — То-то, охальники. Озорничать перед государевым указом — себя чести и живота лишать. Идите в полки. Прощение вам мною дано...

Численность московской рати так и осталась на бумаге Разрядного приказа. Пётр Иванович в «Дневнике» называет совсем иную цифру: 40 тысяч конницы и 20 тысяч пехоты, не считая казачьих полков, которые присоединились к главным силам позднее. Однако даже такое число московской рати выглядело по тому времени впечатляюще. Даже для Варшавы, Стамбула и Бахчисарая.

Генерал-майору Гордону в первом Крымском походе 1687 года было поручено ведать материальным обеспечением армии. Войска двигались медленно, обременённые большими обозами, которые еле тащились по размытым дождями дорогам. На реке Самаре московские полки соединились с казачеством гетмана Ивана Самойловича. Под его знамёна встали все полки Украйны.