Четырнадцатый апостол

Чёрное перо…
    Упало с неба и закрыло мне глаза.
Я и не знал, что слишком долго пролежал,
Мешая травам выпрямляться в полный рост.
Но я не гость и этот мир не мой погост.
Здесь только ночь, а всё иное не в чести.
Здесь очень трудно удержать судьбу в горсти.
Над головою брызжет небо в три версты
Да семицветных радуг звонкие мосты!
Тянусь ладонью к ним…
                        Но чёрное перо
Так давит веки, и ресницы не поднять.
Илья-пророк грохочет в медное ведро,
Но ни одна из капель не вернётся вспять.
Да и кому, кроме земли, нужны дожди,
Все эти вечные «простила, но не жди…»?
Я и не жду, я ухожу так далеко –
Чтоб ты не слышала, как сердца рвётся ком.
Чтоб не боялась, будто я к тебе вернусь,
И не тебе, а только мне досталось пусть
Чёрное перо!
        Его ничем уже не сдвинуть, не смахнуть.
Ему души моей вовеки не понять,
И, если б можно было выбирать свой путь,
Я бы, наверно, отказался умирать…
Когда осталось меньше года до весны!
Когда на Рождество цветные снятся сны!
Когда протягиваешь душу на руках,
Чтобы Всевышний убаюкал в облаках!
Не золотая, так хотя бы серебро –
Прими Господь её…
                    Но чёрное перо…

«Время в Риме передачей ременной…»

Время в Риме передачей ременной
Вращает зубчатые шестерни Колизея.
Город равноапостольный дышит попеременно
Зеленью вечных олив и рычанием «харлеев».
Здесь легко забываются сны и реальность.
Белым домашним вином смочив губы,
Не веришь потугам статуй хранить конфиденциальность
Под вспышками фотокамер, наглых и грубых.
Выхватывающих у истории лица, спины и груди,
Лапающих богинь и ласкающих ягодицы героев.
Мир колонной троянской катится, но куда, люди?
Вопрос без ответа и ночь фиолетом кроет
Кирпичные крыши развалин Форума. Гатти –
Это римские кошки, согласно легенде, им
Принадлежит этот город, и верные их кровати –
Резные обломки мрамора, к утру уходящие в дым,
В пыль, в ветер, в само послевкусие слова
Данте, обращение в ад и в небо к святому Петру.
Этим городом нельзя надышаться. Снова и снова
Я брожу его улицами, веруя, что никогда не умру.
А стану лишь цикадой, жасмином, ступенью в храме,
Деревом виллы Боргезе, осой в величавой сини,
Запыленным крутым завитком коринфского ордена.
Вот только успеть бы вернуться, рассказать бы о Риме маме,
Пусть она далеко-далеко в одинокой России,
Но там, где мама, по сути, и есть Родина,
А все остальное – лишь только слова красивые…

«Римская вилла, спящая под Тоссой…»