Четырнадцатый апостол

Жёлтые листья клёнов на чёрном лице брусчатки.
Ни о чём возвышенном не думаешь, просто горишь
И бродишь по улочкам ван-гоговских отпечатков.
От бистро до бистро, словно карт-бланш!
Жаль, что франков нет и все платят в еврах…
Башня Эйфеля по ночи вся в orange!
Берёт свою мзду в валюте и человеческих нервах.
Отдаётся всякому, кто на неё ни влез.
Китайцев или индусов вообще немерено!
И Булонский парк, тот, что в прошлом «лес»,
По-прежнему тих, и проветренно верен вам.
Лувр кварталами мнётся от Мадонны к Венере.
У Джоконды – давка, во взоре – уи, трэ маль…
Дышится трудно, однако, по крайней мере,
Понимаешь её снисходительность и печаль…
Выпьем за гордые крылья богини Ники,
Мост царя Александра и вечную веру в Россию!
Аэропорт. Меж облаков золотисто-кинжальные блики.
В месиво снега и нежность руки мессии,
В негу объятий любимых берёзок и сосен и
В талую горечь подъездов и пропасть крыш,
Где лишь во сне вспоминать монпарнасскую осень,
Париж…

«Только здесь понимаешь, как важна смерть…»

Только здесь понимаешь, как важна смерть…
Что есть жизнь, как не подготовка к кончине?
Так изумительно толедская жёлтая твердь
Ложится на тонкую музыку Генри Манчини.
Но столь болезненны эти обломки стен,
Огрызающиеся на реку в беззубом оскале,
Что ты попадаешь в древневековый плен
Черни и золота, вниз вдоль клинка, по стали.
Здесь нет фламенко, но частые черепа.
Здесь не яркая Сангрия, но вино дель Торо.
И ночь неулыбчива, и фиеста слепа,
Как Алькасар, презирающий каждую гору.
Но запах Испании застыл именно в этих краях!
Где снова и снова гитара поёт о смерти.
Край жизни на лезвии хищных навах
Единожды! Без псевдобуддистской круговерти.
Мне кажется, тут будет легко умирать.
В небо душа, а кровь, по камням, в реку.
И может быть, кто-то примет душу мою поиграть,
Как играет младенец Иисус сердцем Эль-Греко…

«Я хочу в этот город…»