Чезар

Я смотрел на облака и думал, что есть в них какая-то издёвка. Ведь облака одинаково жизнерадостные, где бы ты не находился. Небу плевать на твои мучения. Оно улыбается всем подряд и плывёт по своим небесным делам.

— Кать, а тебе в самом деле нравится жить по паганским обычаям? Тебе, может, неприятно слышать, но большинство людей считают паганов придурками, сектой…

— А вдруг через сто лет выяснится, что придурками были они сами? — спросила она.

— Может быть. Но ведь в вашем учении нет ничего нового. Вы луддиты, руссоисты, из века в век пропагандируете возврат к природе и жизнь в пещерах. А прогресс идёт и плевать хотел на ваши сантименты.

— Ничего такого мы не пропагандируем, и мы не против прогресса, — возразила она. — В пещеры люди скорее вернутся из-за вас, когда вы загоните их туда своей войной.

— Ну, и в чём же ваша идея? В аскетизме? В ритуалах?

Она задумалась:

— Наверное, в том, что любое живое существо должно находиться в равновесии со своей средой и с самим собой. И если нарушить это равновесие слишком сильно, то просто вымрешь. И не важно, что это за среда: лес или город, в восемнадцатом веке или в двадцать втором, с компьютерами или без них. Мы не бежим от города, мы просто стараемся сделать его лучше.

— Мы тоже.

— Нет. Для вас город, вся эта область — это не дом. Это ваш ресурс. Вы всё превращаете в ресурсы, даже людей, их здоровье, их жизни.

— А человек с какой-то точки зрения и есть ресурс. Не согласна? У вас курс экономики разве не читают?

— Да, человек иногда может быть ресурсом, но если относиться к нему только так, он перестаёт быть источником идей, мыслей, вдохновения, любви. А других источников у нас нет. И если люди становятся ресурсом, всё превращается в мертвечину.

— Мы берём ровно столько, сколько нужно.

— Вы берёте, пока можете брать. Это ваш уральский догмат: всё богатство существует только ради нас. Вы истощаете одну жилу, ищите другую, захватываете её, истощаете и снова, и снова. Вы и есть Орда.

— Оригинально, — ответил я. — Как ты всё перевернула: мы и есть Орда. Мы есть чёртова Орда…

— Я образно.

— Да я понял.

Кукушка отсчитывала время тройными переливами.

— Катя… — позвал я. — Мне тебе кое-что сказать надо.

— Что? — насторожилась она.

Я чувствовал её дыхание где-то рядом со своим ухом.

— Иди дальше одна.

— Что?!

— Ты же видишь, мне не дойти. Ты не спорь. Иди давай. Если поймают, скажи, что сбежала от меня. Тебе ничего не грозит. Самое большое — штраф. Иди. Лису привет.

— Да ты что? — она стояла передо мной. — А с тобой что будет? Ты же тут умрёшь от жажды.

— Не умру я! Найдут быстрее. Кать, да мне всё равно не выбраться.

Она вцепилась мне в локоть:

— Вставай. Давай, давай! Я тебя не оставлю.

— Нет. Бесполезно. Я отработанный ресурс. Только лишнюю радиацию получишь.

— Ты с ума сошёл? Ну-ка вставай!

Я нехотя повиновался. Она попыталась подсадить меня, закинув руку себе на плечо, но даже без рюкзака это оказалось ей не под силу. Так мы не пройдём и километра.

Я опустился на землю и отполз обратно к дереву.

— Не мучь меня. Ничего со мной не будет. Я же чезаровский. Ордынский. Мы живучие, как саранча.

Слова подействовали. Она ещё некоторое время постояла, уперев руки в бока, хмуро глядя вдаль, потом начала молча перебирать вещи, одни оставляя мне, другие забирая с собой. Она действовала сосредоточенно, словно собирала парашют.

— Вот, это обезболивающее, — сунула она мне облатку. — Шипучие таблетки. Можно так проглотить.

— Шипучие? Хорошо. Будут напоминать о тебе. Ты тоже шипучая.

Она усмехнулась и вдруг сморщилась, словно вот-вот заплачет. Я лишь отмахнулся.

Мне было тяжело отпускать её. Пусть она наивна и строптива, но всё же с ней было веселее. Кэрол меня не тяготила. Я тяготил её. Какое право я имел держать её при себе, если это даже не её война, не её расследование, не её жизнь? Пусть возвращается к папке. Она здесь случайно.

— Оставайся на месте, слышишь? — сказала она, вглядываясь мне в лицо.

— Куда же я денусь? Шуруй давай. Будь осторожней и слушай интуицию. И ещё вертолёты слушай. А если будут обижать, скажи, Шелехов им бошки посносит. Так и скажи.

Больше я не смотрел на неё, я смотрел в небо. Если выбирать что-то одно, что будешь видеть до конца жизни, я выбираю небо.

Какое-то время Кэрол шуршала рюкзаком, послышались её шаги и утонули в шёпоте пересохшего болота.

Вот и всё, Шелехов. Что там Лис говорил про смерть? Что это довольно приятная штука, что-то вроде наркотического дурмана. Мне хочется ему верить. Смерть всегда пугала меня чувством одиночества, но здесь, в зоне, под этим глупым улыбающимся небом я одинок как никогда, и хуже точно не будет. В состоянии небытия нет ничего нового, ведь я пришёл из него в момент своего рождения и просто вернусь домой.

Мне не хочется мучиться, ждать, надеяться. Глупый азарт этой погони иссяк, как заканчивается топливо в пробитом баке. Даже смешно, сколько ненужных телодвижений я сделал, чтобы доказать то, что никого не интересует. Тебя слили, Шелехов. И этого уже не изменить.