Чезар

Лиса и Кэрол я застал под навесом, где они пили горячий травяной чай, сдувая с его поверхности плёнки тумана. Увидев меня, они буднично обрадовались и предложили сесть к ним, но я отказался и сразу перешёл к делу, спросив, когда мы уходим. Лис ответил, что планировал идти дня через два-три, когда придёт в норму моя нога, но я возразил, что с ногой порядок. Я прошёл не менее пяти километров, значит, пройду и двадцать. Мой напор озадачил Лиса, а Кэрол нахохлилась. Что же, пусть так: настало время трезветь.

Лис колебался.

— Сколько отсюда до выхода из Кыштыма? — спросил я настойчиво.

— Километров семнадцать. До первого периметра нас довезёт Ронис, я говорил с ним. Но там нужно лезть через забор, и потом ещё километров десять или больше…

— Я справлюсь, — отрезал я.

— Вы как можно скорее хотите?

— Да.

Я посмотрел на Кэрол. Мне было интересно, готова ли она рассказать Лису о наших планах и сожалеет ли, что я всё решил по-своему, не посоветовавшись. Но Кэрол молчала. Она обернула железную кружку перчаткой и держала её у самых губ, глядя перед собой.

— Выходить лучше под вечер, — сказал Лис. — Ронис довезёт нас на закате куда сможет, а через Кыштым пойдём ночью, так безопаснее. Сегодня как раз новолуние.

— Значит, сегодня в ночь, — кивнул я. — Надо выспаться.

Я снова посмотрел на Кэрол. Меня всё ещё тянуло к ней, и это было странно: там, у болота, я был уверен, что протрезвел окончательно. Она сидела хмурая и отрешённая, и хотя я понимал бесполезность оправданий, мне хотелось поговорить с ней наедине, объяснить, что так будет лучше прежде всего для неё. Неужели она сама не понимает?!

Я сказал, глядя на неё в упор:

— Если выходим в ночь, нужно выспаться. Пойдёшь?

— Вы идите, — ответила она быстро и снова принялась дуть на чай. — Я потом.

Лис смотрел на неё вопросительно. Ревнует? Не похоже. А по мне лучше бы ревновал, потому что такие вот прохладные мужчины привлекают женщин сильнее всего. Может быть, ревнуешь ты, Шелехов? Может быть. Но это остаточное явление, ещё одна фантомная боль.

Я не стал мучить Кэрол допросами. Мне было достаточно её «вы». Я нагрёб в карманы сушек, налил себе чаю и ушёл в сарай, балансируя с горячей кружкой на одном костыле.

Какое-то время я просто сидел на койке и чего-то ждал. Может быть, я надеялся, что придёт Кэрол или хотя бы Лис.

Вокруг слишком много неопределённости. Мне нужен хороший план. Разве план не очевиден? Я видел его там, у жаровни, под действием психотропов, в состоянии абсолютной ясности, и теперь мне осталось лишь отчеканить его в своей голове и привести в исполнение. Я не понял его сразу: я считал, что свободен от Рыкованова, но эта свобода не абсолютна. Владевшая мной эйфория была лишь следствием химического воздействия на мозг. Но в этой эйфории я также увидел тысячу связей, которые не позволяют мне вырвать себя из «Чезара» и «Чезар» из себя. Нужно испробовать все средства.

План таков: я возвращаюсь в Челябинск, назначаю Рыкованову встречу и показываю всё, что нашёл. Возможны два варианта. Более вероятно, что Рыкованов примет мои аргументы, уголовное дело прекратят, и я снова окажусь в седле, на своём месте. Думаю, так и будет: он не сможет отмахнуться от меня, глядя в глаза, как сделал это по телефону. Если у медведя ещё сохранился нюх, он меня поймёт.

Но всё же возможен второй вариант: Рыкованов откажется принимать мои аргументы и снова повторит: «Беги, Кирюша, беги!». Он может сдать меня ментам или разобраться со мной самостоятельно. Что тогда, Кирюша?

Моя переговорная позиция будет слаба, если я не продумаю всё до конца. Я не должен бояться любого исхода, потому что Рыкованов почувствует страх и обратит его против меня. Я должен быть уверен, что достигну цели. Так что же ты сделаешь, Шелехов, если Рыкованов тебя не услышит?

Я его застрелю.

Застрелю не из чувства мести или ради спасения своей шкуры: чтобы спасти её, лучше держаться подальше от Челябинска. Но если Рыкованов не захочет меня слушать, значит, он окончательно утратил свою способность отличать чёрное от белого, и значит, правильными были мои видения там, у жаровни, когда я осязал существование мира после Рыкованова.

Я не прощу предательства в глаза. Я совершу это по его же заветам, ибо он сам воспитал меня таким. Я окажу миру услугу. Со смертью Рыкованова начнётся новый этап, и вчера я впервые осознал эту возможность.

Но не стоит опережать события. Я не буду делать поспешных выводов и считать откровением любую шальную мысль. Я всё поверю опытом, а опыт не обманывает.

Нужно сработать спокойно, быстро, как автомат. Мне это по силам. Приближаясь к развилке, чувствуешь азарт. Да, Анатолий Петрович, ты сам решишь свою судьбу, а я стану лишь стрелкой компаса, которая укажет твой путь.

Осталось вернуть пистолет, который забрал у меня Ронис. Сделаю это вечером. Не захочет отдавать — верну силой. А сейчас спать.