Чезар

Спать было нелегко, и вторую половину дня я пролежал в душном сарае, иногда проваливаясь в сумрак забытья. Сердце колотилось гулко, словно играло в груди мячом. Нога мозжила. Мысли были тяжёлые, как после суточного дежурства. Мухи ползали по мутному стеклу и бились о него головами. Заходил Ронис: я сказал ему о наших планах, он не возражал. Лис его предупредил.

Я спросил про пистолет.

— Получишь свой пистолет, — буркнул Ронис.

Мне не понравился его тон: может быть, Ронис уже имел планы на моё оружие, только напрасно. К полуночи оно будет у меня, а сейчас важно хоть немного поспать.

Я стал дышать по системе, которой научил меня один боец спецназа: четыре секунды вдох, семь задержка, восемь выдох. Постепенно голова проветрилась от мрачных мыслей, и я заснул.

Проснулся я внезапно в полной темноте. Пульс бешено стучал в ушах, шея была мокрой, и по нарастающему гулу я чувствовал приближение приступа. Я снова стал дышать по системе четыре-семь-восемь, нащупывая телефон Эдика. Он показывал полпервого ночи 2 июля.

2 июля… Значит, сегодня годовщина Аргуна. Сколько же лет прошло? Девятнадцать. Девятнадцать лет, а кажется, словно я ещё вчера лежал, утыканный стеклом, как праздничный торт. Я вижу это зрелище: ноги, живот и грудь с торчащими из них мелкими осколками, вокруг которых ползут кровавые круги. Стеклянный кубик в щеке, в скуле, под глазом. Удивляет отсутствие боли, словно наблюдаешь за чужим, онемевшим телом. А потом волной приходят звуки, крики, стрельба, и всё происходит само собой: автоматный рожок, затвор, цель, отдача, звон гильз и брызги штукатурки от шальных пуль.

Боевики держали нас в котле всю ночь. Они владели инициативой и владели нами. Они издевались, заставляя нас реагировать на вспышки у соседних домов, на случайные звуки. Скольких мы уничтожили? Данные расходятся, но не так много: может быть, человек пять.

И вот мы снова в осаде, только теперь по-крупному. Орда стоит широким фронтом, Орда проникает внутрь России. Но теперь мы не сидим в осаде, мы идём первыми. И ты, Шелехов, больше не будешь стрелять в чёрное молоко ночи. Если ты чему научился за эти годы, так это умению выбирать цель. Я добьюсь права убивать сарматов, а если Рыкованов лишит меня этой возможности, я убью его.

Надо идти. Срочно идти. Где же Лис, чёрт возьми? Мы ведь договаривались ехать перед закатом. Где Ронис с его колымагой?

Подсвечивая телефоном сарай, я нашёл костыль и шлёпанцы, выскочил на поляну, огляделся. Ночь была безлунная и глухая. Посёлок спал. Светодиодные лампы освещали углы построек. Дом Тогжана тускло светил из-под ставень. В темноте за домом мелькнули хищные глаза: Ронис говорил, что на острове водятся лисы.

Проклятый Лис! И где Кэрол? Неужели они меня бросили? Я должен был почувствовать это раньше!

Я быстро зашагал к дому Рониса, впрыгнул на крыльцо и принялся долбить в дверь. Послышались тяжёлые шаги, завибрировали доски, что-то упало в прихожей. Ронис, одетый в хлопковое бельё, отпер, сонно моргая. Ночь была прохладной, и от него шёл жар тела, только что вынутого из постели.

— Где все? — спросил я.

— Спят.

Он прикидывался удивлённым.

— Как спят? Почему? Мы должны выходить в ночь.

— Не получится идти, Кирилл, патрули там. Лис уже проверил. Иди спать, завтра решим.

Он хотел прикрыть дверь, но я сунул колено и вцепился в край.

— Почему меня не разбудили?

— А зачем? Не стали тревожить. Тебе если не спится, у меня снотворное есть.

Он оттопырил мизинец, намекая на водку или Тогжаново пойло. Словно я бухло у него клянчить пришёл. Я мог бы догадаться раньше: это не просто посёлок, это западня. Паганы слишком хорошо понимают, кто я такой.

Я мрачно проговорил:

— Ронис, ты не понял. Мы уходим сегодня. Сегодня, ясно тебе?

— Не груби, Кирилл. Выспись, утром обсудим.

Он подналёг на ручку, но я зажал дверь коленом и упёрся ладонью. Он не уступил. Он был близко, и я видел, как зажигаются на его красном лице сосудистые звёздочки. Да, здоровье-то у любителя помоек уже не то.

В темноте коридора я заметил Кэрол. Она стояла с широко раскрытыми глазами, завёрнутая в покрывало, как в тогу, и лицо её бледно отсвечивало в темноте. Всё с ней ясно. Нашла себе новое гнездо.

— Верни пистолет, — тихо потребовал я. — Верни прямо сейчас. И я уйду.

— Зачем он тебе? — голос у Рониса был миролюбивее, чем лицо.

— Какая тебе разница? Это моё оружие. Верни чёртов наган!

— Ну-ка, ну-ка!

Он упёрся мне в грудь ладонью, пытаясь выдавить на крыльцо, но я чувствовал его старческую дрожь и сомнения.

— Ты не кипятись, командир, нам чужого не надо, — приговаривал Ронис противным голосом, словно убаюкивал дитя.

Я перехватил его взгляд и резко обернулся: позади крался Тогжан, готовясь напасть подло, неожиданно. Что же, маски упали. Ордынец проявил свою суть.

Я бросился к нему, он неудачно увернулся и налетел на мой кулак носом, охнул, осел, закрылся руками. Я навалился сверху и принялся месить его ударами, целясь в скулу. Он визжал и вился, как скользкая гадюка.