Чезар

Но до Пласта мы не доехали. Перед Агаповской мы внезапно упёрлись в хвост автомобильной пробки. Лис пошёл на разведку и, вернувшись, сообщил:

— Колонну военной техники ждут. Трасса на Челябинск перекрыта, много полиции. Паспорта у некоторых проверяют.

— Ясно. Давай по встречке и вон там налево уходи, — распорядился я.

Мы свернули на дорогу к Магнитогорску. Дальше был ещё один выезд на челябинскую трассу, где мы могли проскочить незаметно, однако надежда жила недолго: Кэрол залезла в телефон и сообщила, что все дороги в том направлении стали бордовыми от пробок. Пробки были и в направлении Буранного, и в сторону Карталов, а трассу со стороны приграничного Троицка, похоже, перекрыли совсем. Я всё ещё жил в старой реальности и не учёл, что от границы пошёл поток переселенцев, в обратном направлении прёт военная техника. И главное, везде ищут диверсантов, значит, любая серьёзная встреча с полицией крайне нежелательна.

Я велел остановиться и вышел из машины. Кругом было всклокоченное рыжее поле, заросшее пятнами зелёной травы. Вдали торчали как флагштоки трубы небольшого завода, белая и две полосатых. Опоры ЛЭП имели самую разную форму, словно их привезли на выставку: металлические, бетонные, ажурные, прямые, похожие на огородные пугала и в форме буквы Л. Одни тянулись вдоль дороги, другие пересекали её. Дул сухой колючий ветер.

Это капкан, Кирюша, западня. Ты думаешь, будто Рыкованов на твоей стороне и готов слушать твои доводы, будто добрый царь просто не знает — а он всё знает. Думаешь, телефон Эдика что-то изменит? Думаешь, им интересны твои гипотезы? Они уже слили тебя безо всяких доказательств и сделали это не из личной мести или неприязни, а потому что так будет лучше для предприятия, для котировок, для отношений с властью. Настало время большого сплочения, и Пикулев не может сосредоточиться на глобальных задачах, пока между ним и администрацией президента остаётся небольшая трещина в виде смерти активиста Самушкина. Этот казус не должен омрачать начавшийся пир, а потому очень важно назначить виновного — разве я сам не пользовался такой стратегией?

Они выбрали тебя без злобы, с холодной головой. Что ты изменишь, притащив им грязный телефон? Если бы расследование шло по закону, ты бы не стал обвиняемым. Если ты им стал, аргументы уже бесполезны. Теперь всё решит только время. Надо залечь на дно и осмотреться.

Я сел в машину и сказал:

— Планы поменялись. Довезёте меня до Тирляна, это километров 130, а потом свободны. По деньгам решим. Погнали, погнали!

Лис молча включил передачу, и хриплый «Опель» стал набирать ход.

На подъезде к Магнитогорску было много полиции и патрулей ДПС, и я инстинктивно вжался в меховую накидку заднего сиденья, основательно припотев к ней, но Лис в этот раз сохранял хладнокровие и ехал ровно. Гаишники тормозили только грузовой транспорт.

В жилую часть города, на первый берег Урала, мы въехали по мосту около металлургического комбината. Я велел остановиться возле банка на Октябрьской, но банкомат оказался нерабочим: кончились купюры. Пожилой мужчина праздного вида с любопытством следил за мной. Он добродушно произнёс:

— Всем срочно деньги понадобились. На проспекте Металлургов «Сбербанк», там попробуйте.

Отделение «Сбера» находилось в одном из монументальных зданий сталинской эпохи, которые создавали перспективу проспекта. Хвост желающих обналичить деньги стоял на улице. Очередь нервничала и почти не двигалась. Она напоминала гусеницу, которая уткнулась головой в стену и сморщилась от напряжения.

Из дверей банка вышел мужчина с борсеткой, и очередь шевельнулась.

— Надо лимит установить! — возмутилась женщина, раздражённая его видом. — Снимают по 30 тысяч! А мне молоко купить не на что! А завтра карты перестанут принимать!

— Что за паника? — спросил я толстого парня в широченных шортах.

Тот вынул наушник и вопросительно сморщился. Я повторил вопрос.

— Не знаю, — ответил он. — Говорят, безнал скоро не будет работать. Все за наличкой кинулись.

— Да ладно!

Он пожал плечами:

— Санкции. Доллар по 100 рублей продают.

— А другие банкоматы?

— Не знаю. По близости не нашёл.

Я вернулся к «Опелю». Оставаться в Магнитогорске было рискованно.

Когда мы вырвались на Белорецкое шоссе, напряжение отпустило меня. Мы удалялись от границы, удалялись от маршрутов переброски военной техники, от кордонов. Здесь, у въезда в Башкирию, жизнь всё ещё казалась привычной, словно и не было никакой войны. По дороге чадили дачные машины с прицепами, ехали перекошенные КАМАЗы и «газели», гружёные молоком. Струя воздуха в приоткрытое окно била мне в лицо. Она пахла травой и растворяла токсичный налёт этого утра.

Может быть, стоит уехать за границу, в Армению или даже в Италию? Мне всегда нравилась Италия.

— Они бомбят Актобе, Костанай и Петропавловск, — Кэрол цокала ногтем по экрану смартфона. — Это ужасно… Настоящая мясорубка. Сталинград…

— Катя, да это вбросы, — сказал я.

— Никакие не вбросы! — возмутилась она. — Я этого автора давно читаю. Он пишет, что ракета попала в жилой дом.