Чьи-то крылья

Тут нужно понимать: с самого начала жизни Крист был окружен другими ящерами и про людей мало что знал. Кроме воспитательницы мадам Сары, с людьми он не сталкивался, зато страшилок про двуногих наслушался много (некоторые даже сам придумывал). Страшилки любили рассказывать друг другу после отбоя интернатские дети, и целью рассказчиков было вовсе не предоставить некую правдивую информацию, а напугать посильнее. Про людей говорили, например, что у них вместо сердца маленькие моторчики, поэтому люди не чувствуют совсем ничего, даже боли. В общем, ничего хорошего на выходе из интерната Крист про людей не думал, поэтому как раз их-то внутренне и считал не вполне разумными, не вполне нормальными и вообще… Зачем они такие природой вообще выдуманы?

Непонятно.

А вышел, и оказалось, что не вполне нормальный здесь он. Это сбивало с толку.

И не у кого было спросить, потому что друзья разлетелись по разным городам — кто-то тоже на сантехника учился, а кто-то на лето нанялся разнорабочим на фермы, да там и осел. Тоже неплохо: работа уважаемая, кормят хорошо, относятся тоже, ценят, даже деньги платят. Не очень много, но всё же лучше, чем, как считал Крист, его скудная стипендия.

И люди всякие, которые говорят ему в лицо, что он, Крист, неполноценный.

Про крепостное право он, конечно, знал, это была целая большая тема по истории, даже эссе по ней писали. Крепостное право было ужасным, но, к счастью, отменено триста лет назад здесь, а за океаном — так и целых четыреста. И уравняли же ящеров в правах с людьми, и даже в Думе почти половина депутатов — крылатые. Значит, не совсем дураки.

Но тогда Крист не нашёл, что тому человеку сказать, и попросил перевести его в другую группу. Потому что неприятно. Неприятнее всего: а вдруг правда. Впрочем, студента того отчислили в следующую же сессию — завалил три предмета и нахамил преподавателю-ящеру.

Дурак.

***

— А друзья? Скучаешь по ним? — спросила у Стафена психолог в интернате. — Наверно, тяжело вот так уехать сразу. Непривычно в городе тоже, наверно?

Стафен моргнул. Лицо психолога расплывалось, делалось попеременно то Лизиным, то мордой Криста, а то замещалось огромным меднокожим Клодом.

Это всё был проклятый лес.

Стафен снова моргнул.

Пропал и психолог, и Клод. Вместо них опять была поляна с этим страшным белым яйцом по центру. Оно продолжало пульсировать.

И вызывало непонятное, но рефлекторно-рвотное отвращение. Было в нём нечто невыносимо мерзкое. И в этой скорлупе, и в пульсирующих обнаженных, не прикрытых кожей венах.

— И дальше-то что? — спросил Стафен невесть у кого.

— Верните мне Криста и отпустите нас с миром, а не то…

На "не то" сил почти не было. Магом-то Стафен был не то чтобы крутым и могущественным. Но он готов был эту дрянь выжечь нахрен. Выжечь, а пепел развеять по ветру. Вот так вот.

Яйцо пульсировало.

Криста нигде не было. Стафен стоял посреди чудовищного иномирского леса совершенно один.

***

Не все ящеры рождаются в интернатских инкубаторах. Нормальные, любимые родителями ящеры проклёвываются дома, в родных гнёздах, в любви и ожидании. Их высиживают живые и теплые родители, заботятся, ждут, с нетерпением разглядывают яйца. Первое, что видит любимый и желанный ребёнок, — лицо матери. И это правильно, хорошо. Ребёнок видит это лицо, чувствует любовь матери, его страх проходит, так?

Дети в интернатах проклёвываются в одиночестве, и первое, что видят, — свет инфраламп. И если не везёт проклюнуться ночью, то свет этой лампы потом помнится лучше всего остального из младенчества, потому что приходится провести в нём — и в полном одиночестве — несколько часов в ожидании нянечек, которые навещают инкубаторы раз в смену — то есть в шесть часов. Кристу не повезло проклюнуться в полночь, сразу после ухода нянечки. Он ждал переселения в детский манеж все шесть часов. Он эти чертовы лампы и ряды других яиц, наверно, на всю жизнь запомнил.

А ещё лучше запомнил: его никто не ждет. Он никому не нужен.

От выхода из яйца, таким образом, Криста никто никогда не любил. В этом всё дело. Никак не любил — ни как родители должны любить своих детей, ни как друзья любят своих друзей, ни как влюбленные — друг друга.

У Криста были приятели — ещё по интернату, одногруппники — в техникуме, коллеги — на работе. У него и секс даже был, но Криста всё равно никто не любил.

И Крист завидовал всем, кому только мог. Всех вокруг кто-то любит и они кого-то любят. Крист погряз в зависти.

***