Чичерин

И Чичерин с головой ушел в изучение материалов об этих переговорах. Собственно, первую и вторую стадии переговоров ему пришлось изучать по рассказам очевидцев и разрозненным документам. Он узнал, что 26 ноября 1917 года парламентеры перешли линию фронта и были доставлены в штаб германского верховного командования. На следующий день они возвратились в русские окопы с известием, что немцы согласны на ведение переговоров и что начало их назначено на 2 декабря 1917 года в Брест-Литовске.

За четыре дня до этого срока наркомвоендел Крыленко и член Военно-революционного комитета Карахан выехали на фронт для подготовки переговоров.

Советская делегация специальным поездом была доставлена в Брест, где и начались 5 декабря переговоры с Германией и ее союзниками. Сожженному, разрушенному Бресту, посреди развалин которого высились стены вполне сохранившейся, не тронутой огнем и порохом цитадели, благодаря мирным переговорам суждено было войти в историю дипломатии. Маленькие домики из красного кирпича, разбросанные внутри крепости, и сравнительно большое здание «офицерского собрания» составляли главную квартиру штаба главнокомандующего Восточного фронта германских армий фельдмаршала принца Леопольда Баварского. Сюда были приглашены германским командованием советские делегаты.

И составе делегации были Л. Каменев, эсерка А. Бицепко и профессор М. Покровский. Среди членов-консультантов — крупные военные специалисты царской армии, в том числе контр-адмирал Альтфатер, генерал-майор Самойло, полковник Фокке. Секретарем делегации был Л. Карахан, большевик, профессиональный революционер.

Русские попали с первых часов переговоров в обстановку наглого высокомерия и грубого давления. Леопольд Баварский не скрывал своего возмущения тем, что ему приходится обмениваться рукопожатиями с какими-то «нижними чинами». Руководитель германской делегации Кюльман внешне держался корректно, предоставляя возможность делать грубые заявления генералу Гофману и руководителю австро-венгерской делегации графу Чернину.

Русские военные специалисты не скрывали своего раздражения, в их среде царила атмосфера крайней растерянности. Для них переговоры в Бресте были чудовищным надругательством над честью и славой России. Вскоре после начала переговоров один из военных специалистов, генерал Скалон, застрелился. Его смерть сгустила и без того мрачную брестскую атмосферу.

27 декабря делегации разъехались по домам для докладов своим правительствам, а в начале января 1918 года открылась вторая стадия переговоров в Бресте. Советскую делегацию возглавлял на этот раз нарком иностранных дел Троцкий.

Сопровождавший советскую делегацию полковник германской армии барон Ламезан, ссылаясь на собственные наблюдения, оповестил делегации Германии и Австро-Венгрии, что русские находятся в самом отчаянном положении. Они могут либо вернуться без мира, либо с плохим миром, и в том и в другом случае большевики будут сметены.

Кюльман в разговоре с Ламезаном цинично уточнил:

— В таком случае у них один выбор, под каким соусом дать себя скушать.

Отчаянное положение на фронтах было хорошо известно и Троцкому. Грабительские аппетиты немцев не были для него секретом, однако он не собирался делать из этого выводов — вместо настойчивых переговоров продолжал произносить длинные речи в расчете на всю европейскую аудиторию. Немцы же и их союзники, действуя по принципу «нападение — лучший вид обороны», сразу же предъявили ультиматумы.

Позиция Троцкого в Бресте вызывала возмущение всех, кто серьезно задумывался над положением вещей. Против нее резко выступил Красин. Он заявил, что в работе политической комиссии, где главенствовал Троцкий, он никакого участия принимать не будет и войдет лишь в состав экономической комиссии.

Чичерин подоспел в разгар событий, когда страсти накалились до предела. Позиция Троцкого дала себя знать: мирные переговоры застопорились.

Чичерин, приступив к непосредственным делам, координировал брестские переговоры с переговорами, которые велись с главой австро-германской комиссии по делам военнопленных графом Мирбахом в Петрограде.

Трудно было Георгию Васильевичу с этим надменным и чопорным графом, которого собственные сотрудники считали довольно туповатым чиновником, отличавшимся упрямством и преизрядным нахальством. Не без влияния графа австро-германская комиссия выдвигала особо непомерные требования и отвергала все, что предлагалось советской стороной.