Об этом трудном времени Чичерин как-то писал: «Я помню, впрочем, и возвращения пешком поздней ночью, через половину города, из далекого Смольного, когда почему-либо у меня не было машины. Улицы были пустые и мертвые, и в домах не было признаков жизни. Я доходил до Летнего сада, и все кругом было пусто и мертво. Я шел по набережной и поворачивал к комиссариату, и кругом не было ни души. Был ли это труп, а не город? Нет, это не был труп. Это был самый сильный и страстный из городов в судорогах величайших исторических событий. И этот революционный город меня провожал гудением призывных сирен, когда я уезжал в Брест-Литовск и когда на всех заводах и фабриках рабочие массы призывались, чтобы встать на защиту революционного коммунистического отечества».
Встречи с Локкартом не предвещали успеха. А в Бресте Троцкий самолично решил:
— Мира не подписываем, войны не ведем: демобилизуем армию, и, безоружные, апеллируем к революционному сознанию германского и австро-венгерского пролетариата.
На следующий день он отказался подписать договор с Германией и ее союзниками, повторив казавшуюся ему гениальной фразу о том, что для России война кончена, что она демобилизует свою армию и что вообще Россия стоит на позиции «ни мира, ни войны». За этот афоризм Троцкого советский народ заплатил огромную цену.
18 февраля без всякого предупреждения немецкие войска перешли в наступление по всему фронту. Без единого выстрела немцы взяли Двинск и вышли на подступы к Петрограду. Революция оказалась в опасности. 22 февраля после получения германского ультиматума состоялось заседание ЦК, на котором было принято решение согласиться с немецкими условиями заключения мира.
После решения ЦК началось формирование новой делегации для переговоров с немцами. Членом делегации был назван Георгий Васильевич Чичерин.
Признаться, он вначале был ошеломлен: председатель Совнаркома предлагал, не вступая в переговоры, заключить мир с Германией, на любых, а следовательно, на ужасающе позорных условиях.
Ленин терпеливо разъяснил и доказывал необходимость мира для Советской республики. Сила ленинского убеждения, его неоспоримая логика и вера в будущее рассеивали сомнения Чичерина. Несколько лет спустя, уже после смерти Ленина, Чичерин писал: «Когда собеседник Владимира Ильича пускался в теоретические рассуждения или проявлял склонность к дедуктивному мышлению, столь у нас распространенному, Владимир Ильич всегда ставил перед его глазами точные, определенные реальные факты живой действительности. Это именно свойство его так ярко проявилось во время обсуждения вопроса о подписании Брестского мира. Бесконечным теоретическим рассуждениям Владимир Ильич противополагал голые факты во всей их безжалостности».
24 февраля на заседании ЦК РКП (б) была утверждена новая делегация в составе Чичерина, Карахана, Сокольникова, Петровского. На этом же заседании Троцкий демонстративно отказался от поста наркома по иностранным делам. Он заявил, что раз Ленин настоял на смене политики, то он и должен осуществлять политическое руководство НКИД, а текущие дела должен решать Чичерин.
В тот же вечер после заседания ЦК советская делегация выехала в специальном поезде в Брест-Литовск под охраной 18 красноармейцев, вооруженных винтовками и двумя пулеметами.
К утру после частых и длительных остановок поезд окончательно застрял на какой-то маленькой станции в 40 километрах от Пскова. Дальше ехать было нельзя: с фронта уходили остатки войск, пути были забиты составами, ожидавшими паровозов по нескольку суток. Никто не знал, сколько времени придется здесь торчать. А срок немецкого ультиматума истекал. Было решено отправить нескольких расторопных красноармейцев на дрезине в Псков, чтобы выяснить обстановку.
Под вечер 25 февраля пришла телеграмма от Ленина. «Если Вы колеблетесь, это недопустимо. Пошлите парламентеров и старайтесь выехать скорее к немцам»[9].
Ответ был послан немедленно: нет, члены делегации задерживались помимо своей воли, бегут с фронта в глубь России войска, пути забиты.
Пришла телеграмма и от красноармейского дозора: ехать дальше нельзя, перед Псковом взорван железнодорожный мост, можно двигаться только на санях.
К этому времени весть о том, что на станции находится делегация, отправляемая большевиками к немцам, облетела все составы. Появились зеваки, то и дело шныряли какие-то подозрительные типы, заглядывали в заиндевевшие окна вагонов, приставали к охране, толпились у дверей. Было решено во избежание недоразумений отвести состав за версту от станции в открытое поле.
Всю ночь за окном завывал февральский ветер. Всем хотелось есть — при отъезде захватили очень мало продуктов. К счастью, красноармейцам удалось достать хлеба в ближайшей деревне.