Чикаго

Карам Дос улыбнулся:

— Извините за беспокойство, Наги.

— Прошу вас!

— Разрешите пригласить вас на чашечку кофе.

При тусклом освещении коридора его лицо показалось мне усталым и бледным, как будто он не спал со вчерашнего дня. Он не переоделся, одежда была мятой и несвежей.

— Если вы по поводу вчерашнего, то забудьте, — сказал я ему.

— Нет. Это важнее.

Я и сам был уставший, и новые ссоры и проблемы мне были не нужны.

— Давайте в другой раз, — сказал я. — До сих пор не могу прийти в себя.

— Прошу вас. Это не займет много времени.

— Хорошо. Заходите. Подождите, пока я переоденусь.

— Не торопитесь. Я подожду вас в холле.

Через четверть часа я сидел рядом с ним в красном «Ягуаре». Откинувшись на спинку мягкого кресла, я представил себя героем зарубежного фильма о гонщиках.

— Отличная машина, — сказал я. — Дорогая, наверное.

Улыбнувшись, он спокойно ответил:

— Я хорошо зарабатываю, слава Богу!

Внутри автомобиль был напичкан различными приборами, как в самолете. Карам схватился за широкую металлическую ручку коробки передач, дернул за нее, мотор взревел, и машина рванула с бешеной скоростью.

— Любите гонки? — спросил я у него.

— Обожаю. Еще ребенком мечтал оказаться за рулем такого автомобиля. Сейчас вот воплощаю заветную мечту!

В его голосе чувствовалась откровенность, которой вчера не было. Как будто вчера он разыгрывал спектакль, а сегодня, сняв маску, дружески общается. Он спросил меня, как старого приятеля:

— Ты уже видел Раш-стрит?

— Нет.

— Раш-стрит — улица, облюбованная чикагской молодежью. Здесь самые популярные бары, рестораны и дискотеки. В выходные здесь собирается молодежь, танцует и пьет до утра. Своеобразный способ массово отмечать конец рабочей недели. Смотри!

Я повернулся в ту сторону, куда он указывал мне рукой, и увидел группу конных полицейских. На фоне гигантских небоскребов они выглядели странно. Карам сказал сквозь смех:

— Поздно ночью, когда пьяные шумят и затевают драки, конная полиция их разгоняет. В дни моей молодости друг-американец научил меня, как напугать лошадь. Мы выпивали, выходили на улицу, и когда с помощью лошадей нас пытались разделить на группы, я подкрадывался к животному сзади и щипал его. Лошадь издавала ржание и уносила всадника прочь.

Карам поставил машину на стоянку, захлопнул дверцу и включил сигнализацию. Я шел рядом с ним, восхищенный неоновым светом, который постоянно то гас, то вспыхивал, превращая улицу в один большой ночной клуб. Вдруг позади нас раздался голос:

— Минуточку, мистер!

Я остановился, чтобы обернуться и посмотреть, но Карам взял меня за плечо и прошептал на ухо:

— Не останавливайся. Не оборачивайся. Ни с кем не разговаривай.

Он сказал это так властно, что я подчинился. Он пошел быстрее, я последовал за ним. Тотчас рядом с нами вырос высокий худой чернокожий парень — до плеч свисают африканские косички, на руках браслеты, на шее цепи, гремящие при малейшем движении.

— Хай, мужики! — обратился он к нам. — Марихуаны?

— Нет. Спасибо, — быстро ответил Карам.

Но парень не отставал:

— У меня хорошая партия. Увидишь мир во всей красе.

— Спасибо. Мы не любители.

Вдруг Карам остановился, я тоже. Мы стояли на тротуаре, а парень продолжал идти впереди нас, гремя цепями, пока не свернул в переулок. Только после этого Карам пошел дальше.

— Надо быть с такими начеку, — сказал он. — Обычно они невменяемы. Насчет марихуаны — это обман, они только и ждут, когда ты вытащишь деньги, чтобы выхватить их. Могут и ножом пырнуть.

Я молчал.

— Не можешь прийти в себя? — спросил он.

— Да.

Он громко рассмеялся.

— Обычное дело. Здесь каждый день такое случается. Ты в Чикаго, друг. Ну вот мы и пришли.

Мы вошли в шикарное двухэтажное здание с вывеской «Пьяно-бар» над входом. Интерьер помещения плыл в слабом свете, везде стояли высокие круглые столики. В конце зала чернокожий в смокинге играл на пианино. Мы сели за ближайший столик, и Карам сказал:

— Надеюсь, тебе здесь понравится. Я люблю тихие бары. Не переношу шума дискотек. Признак приближающейся старости.

К нам подошла официантка — красивая блондинка. Когда я попросил у нее бокал вина, Карам удивился:

— У тебя еще есть силы пить? После вчерашнего я больше не могу.

— Я тоже. Но один бокал или пара — как раз то, что надо. Отличный способ избавиться от похмелья. Абу Нувас[25] сказал: «Вылечите меня тем, что явилось причиной моей болезни».

Доктор Карам взял со стола салфетку, вынул из кармана позолоченную ручку и сказал:

— Абу Нувас это тот самый поэт, что прославлял вино в эпоху Аббасидов[26]?

— Точно.

— Можешь повторить эту строчку? Я хочу записать.

Он быстро записал слова и, пряча ручку обратно в карман, сказал:

— Я попрошу стаканчик за компанию, чтобы снять головную боль.

Мы избегали смотреть друг на друга, как будто вдруг вспомнили нашу ссору. Он сделал большой глоток виски, вздохнул и сказал:

— Я сожалею, Наги!

— Я тоже был не прав.

— Ладно, хватит, мы были пьяные, на взводе. Сегодня я пришел к тебе по другому поводу.

В руке он держал небольшую сумку. Он положил ее между нами на мраморный столик, надел очки в золотой оправе и вытащил оттуда папку с бумагами.

— Прошу.

— Что это?

— Хочу, чтобы ты это прочитал.

Освещение было слабым, у меня болела голова, и я ответил:

— Можно я прочитаю это потом?

— Нет, сейчас. Пожалуйста!

Я слегка отклонился вправо, чтобы поймать свет. Текст был на арабском:

«Предложение профессора хирургии на открытом сердце Северо-Западного университета доктора Карама Доса медицинскому факультету университета Айн Шамс».

Он не дал мне дочитать до конца и, упершись локтями в стол, начал рассказывать:

— В прошлом году я направил этот проект в университет Айн Шамс.

Он попросил еще бокал и продолжил:

— Сегодня у меня есть имя в кардиохирургии. После каждой операции я чувствую смертельную усталость. И все же я предложил администрации медицинского факультета Айн Шамс один месяц в год оперировать бесплатно. Я хотел помочь неимущим больным и передать египетским коллегам передовые технологии.

— Отлично!

— Более того… Я предложил план создания современного хирургического отделения, которое им практически ничего не будет стоить. Используя свои связи в американских университетах и исследовательских центрах, я найду спонсоров.

— Великолепная идея! — воскликнул я, все больше понимая, как был неправ.

— И знаешь, что они ответили?

— Конечно, приняли на ура.

Он засмеялся.

— Они мне не ответили. Когда же я позвонил декану медицинского факультета, он поблагодарил меня, сказав, что моя идея несвоевременна.

— Почему?!

— Не знаю!

Он притронулся к бокалу. Мне показалось, что он с трудом может сконцентрироваться. Как известно, алкоголь не только снимает головную боль, но и приводит старый хмель в действие.

— Я никому не рассказывал эту историю, но ты должен знать. Потому что вчера ты обвинил меня в том, что я удрал из Египта.

— Еще раз прошу прощения.

Он опустил голову и сказал тихо, будто самому себе:

— Пожалуйста, не надо извиняться. Я просто хочу, чтобы ты знал обо мне всю правду. В течение тридцати лет, которые я прожил в Америке, я ни на день не переставал думать о Египте.

— Разве ваша жизнь здесь сложилась несчастливо?

Он посмотрел на меня, будто подбирая подходящие слова, затем улыбнулся и сказал:

— Ты пробовал американские фрукты?

— Еще нет.

— Они используют генную инженерию, чтобы фрукт вырос до огромного размера, но при этом он безвкусен. Жизнь в Америке, Наги, как американский фрукт — соблазнительна и блестяща снаружи, но не имеет вкуса…

— Вы говорите так после всего, чего здесь добились?!

— Успеха в чужой стране недостаточно.

— А почему бы вам не вернуться в Египет?

— Мне трудно вычеркнуть тридцать лет жизни. Решение непростое, но я думаю об этом. Проект, который я предложил, был бы первым шагом на пути возвращения. Но они отказались! — Последние слова он произнес с горечью.

— Больно смотреть, как Египет теряет таких людей, как вы!

— Может быть, тебе трудно понять, ты еще молод. Когда мужчина полюбит женщину и привяжется к ней всем сердцем, а потом обнаружит, что она ему изменяет… Понимаешь, о какой пытке я говорю? Когда ругаешь ее и понимаешь, что любишь. Вот что я испытываю к Египту. Я люблю эту страну и отдал бы ей себя, но она меня отвергает!

Я заметил, что глаза его наполнились слезами. Бросился к нему, обнял и наклонился, чтобы поцеловать в лоб, но он мягко отстранил меня и сказал, пытаясь улыбнуться:

— Да ладно… Давай прекратим мелодраму.

Он сменил тему разговора и начал расспрашивать меня об учебе. Полчаса мы разговаривали на разные темы. Вдруг рядом с нами раздался женский голос:

— Хай… Извините, что вмешиваюсь. Можно задать вопрос?

— Пожалуйста, — не задумываясь, ответил я.

Это была полная блондинка не старше тридцати.

Пока мы разговаривали, я заметил, как она вошла в бар и присела за соседний столик.

— На каком языке вы разговариваете?

— На арабском.

— Вы оба арабы?

— Мы из Египта. Доктор Карам Дос, кардиохирург, а я студент-медик из Иллинойса.

— Я Вэнди Шор, работаю на Чикагской бирже.

— Как вам повезло. Деньги так и сыплются.

Она рассмеялась:

— Я работаю с деньгами, но они не мои, к сожалению.

Мы повеселели. Вдруг доктор Карам похлопал меня по плечу и сказал:

— Я пойду. Со вчерашнего дня глаз не сомкнул. А завтра в семь утра у меня операция.

Затем он пожал руку Вэнди:

— Рад знакомству с вами, мисс Шор. Надеюсь, это не последняя наша встреча.

Я смотрел ему вслед, пока он не вышел из бара. Он мне нравится. Нельзя впредь делать поспешных выводов о человеке, чтобы не ошибиться, как вышло в этот раз, подумал я.

— Давай… Расскажи мне о Египте, — позвала меня Вэнди веселым голосом.

Я взял свой бокал и пересел за ее столик. Она была красива. Светлые волосы забраны наверх, и от этого шея казалась еще изящнее. На щеках веснушки, как у ребенка. Большие, удивленно раскрытые голубые глаза. Вспомнив совет Грэхема, я сказал:

— Я ни за что не расскажу вам о Египте, пока вы не примете мое приглашение.

— Как мило с вашей стороны!

— Что будете пить?

— Тоник, если можно.