«На этой улице (императорская дорога) постоянно перемещаются в ту и другую сторону длинные крытые экипажи, обитые тканями и оборудованные мягкими сиденьями. Они способны вместить шестерых человек и постоянно бывают заняты дамами и господами, выезжающими на прогулку. Всякий час бесконечное множество этих колесниц движется по этой улице, ведущей горожан в сады, где служители приглашают их в тенистые беседки. Там они в продолжение целого дня развлекаются в компании своих дам, а с наступлением вечера возвращаются к себе домой в тех же экипажах».
Город Ханьчжоу на реке Янцзы (Янцзыцзян) был образцом нарождавшейся новой городской цивилизации. В этой гигантской метрополии существовало десять больших оживлённых рынков, уже появились жилые дома из дерева, возвышавшиеся над скромными мазанками ремесленников, театры для простонародья, людные кабаре и лупанарии, посещаемые торговцами, чиновниками, лодочниками, грузчиками, не считая воров, попрошаек и всевозможных маргиналов. У рынков, у мостов, переброшенных через каналы, вокруг мест отправления культа китайский город кишел людьми: бродячие продавцы пельменей или сладостей сбывали свой товар самым малоимущим горожанам. Собиравшие толпы ротозеев предсказатели судьбы, акробаты, имитаторы птиц, настоящие или фальшивые певицы, «заведения», заманивающие клиентов. Все снуют, толкаются, наблюдают друг за другом под взглядами. вездесущей полиции. В этом большом нестройном оркестре жизни китайского города всё продаётся и всё покупается. От причалов порта отходят сампаны[12]
, гружённые продовольствием, которое развозится по побережью каботажными переходами, а крупные джонки[13], заполненные пряностями, шёлком или чаем и способные вместить до шестисот человек, отправляются к дальним портам — японским, филиппинским, малайским, индийским, средневосточным и даже мальгашским[14] и африканским.Императорский Китай, переживавший экономический подъём, который породил городскую «буржуазию», отличался и богатой культурной жизнью. Диспуты учёных мужей, споры, оживлявшие собрания образованных чиновников, были характерной чертой и тогдашних истории, археологии, литературы и живописи.
Но у этой блестящей картины Китая эпохи Сун есть и другая сторона. Авторитет чиновного сословия подрывался взяточничеством и кумовством. Продажность стала нормой жизни мандаринов всех уровней. Нередко за спиной имперских бюрократов стояли различные аферисты и крупные торговцы, которые извлекали свою выгоду из проблем государственного казначейства. Непомерно раздутый и скудно оплачиваемый аппарат управления грешил склонностью к расточительности государственных доходов, и сам двор приобрёл привычку к непомерным тратам. Эта слишком часто повторявшаяся ситуация порождала серьёзные трудности во время набегов кочевников через северные рубежи государства. Как и империя Цзинь, Сунский Китай, сильный своим большим населением, своей вездесущей армией и особенно своим комплексом превосходства, не предчувствовал, какая гроза собирается над ним.
Если верить персидскому историку Рашид ад-Дину, Чингисхан напал на империю Миньяг (или Тангут), которую китайцы называли Си Ся, около 1205 года. Но хронология первых столкновений остаётся невыясненной, и вполне вероятно, что кампания в действительности началась после большого курултая 1206 года.
Начавшаяся новая война вышла на пространство Северо-Западного Китая. Опустошённый монгольскими нашествиями XIII века, Миньяг до сих пор мало известен историкам. Китайские летописи сообщают, что народ Си Ся тибето-бирманского происхождения усвоил некоторые китайские политические установления времён империи Тан. Эта династия, правившая в объединённом и мощном Китае с 617 по 907 год, сумела утвердить свою власть и за пределами границ государства. За исключением Тибета императоры Тан контролировали протектораты в Центральной Азии (Аньси, Мэнши, Куньлунь) и держали в подчинении государства Согда и Тохаристана (на севере Афганистана), пока арабы не нанесли Китаю решающее поражение в битве при Таласе (751 год). Миньяг представлял собой нечто вроде китаизированного доминиона, прежде чем добился независимости в XI веке. Как о том свидетельствуют замечательные пещерные скульптуры в Дуньхуане, датируемые между V и X веками, в этом регионе долгое время процветал буддизм.