Когда они наконец пришли в Тус, он был схвачен и помещен в кангу
, так как Коргуз еще в орде договорился со своими министрами, что [по их возвращении] Шараф ад-Дин будет помещен под стражу, а его преступления будут расследованы. Шараф ад-Дин признался во всем, и, чтобы сообщить об этом, ко двору был послан гонец. Не успел гонец преодолеть полпути, как случилась смерть Каана, и дороги были закрыты, а двери зла открыты. Он повернул назад и явился к Коргузу. Тем временем Шараф ад-Дин содержался в заключении, и его время от времени вверяли попечению очередного мелика. И когда он был помещен в темницу и закован в цепи несчастья и муки, подобно Абу Лахабу, женщина-носильщица дров[1496], то есть его жена, послала гонцов ко дворам принцев с сообщением о постигшей его участи. Некоторые из них были задержаны по дороге и не смогли достичь места назначения, но одному из них удалось добраться до двора Улуг-Эф; и случилось так, что в то время были назначены эмиры, чтобы доставить Коргуза, теперь же им поручили еще и дело Шараф ад-Дина. Однако к тому времени, когда они прибыли в Тус, Шараф ад-Дина уже передали в руки Махмуд-шаха из Сабзавара для совершения казни. А Махмуд был известен слабостью своего ума, своим полным невежеством, своим неповиновением приказам и запретам Всевышнего и своим преступным поведением (ibahat), когда он захватывал добро и проливал кровь мусульман; и замысел был таков, что если бы какой враг выдвинул обвинение и против него, его тоже можно было бы привлечь к наказанию и таким способом одним выстрелом убить двух зайцев и одним разом избавиться от двух негодяев. Однако поток несчастий народа Хорасана еще не исчерпал себя, и на дне чаши еще оставался один глоток вина бедствия, и не успело это благое дело свершиться, как стало известно о прибытии посыльных. В качестве меры предосторожности Коргуз отправил в Сабзавар человека с указаниями приостановить исполнение приговора Шараф ад-Дина и ничего не делать в спешке, — но «несчастья случаются из-за промедления», и записано, что Али (мир ему!) сказал: «Я познал моего Бога, отказавшись от намерений и отменив решения». Махмуд-шах увидал, что нрав мира теперь находился в согласии с его собственными мыслями, что меч мятежа был вынут из ножен века, что спящая Вражда был разбужена, а младенцы Дни устали от послушания своей матери — Спокойствию. И потому он стал оказывать Шараф ад-Дину почет и уважение. Когда прибыли посыльные, они арестовали Коргуза и отправили гонца за Шараф ад-Дином. Гонец доставил его назад, и не успел он прибыть, как вновь простер руки угнетения и жестокости, подвергая гонениям вождей и плохо обращаясь с народом. «Горбатого могила исправит»[1497]. И он нарушил договоры и соглашения, которые заключил с Двором Могущества и Славы в дни уединения и ночи горя. И сказал Господь Всемогущий: «А кто нарушит, тот нарушает только против самого себя»[1498]. Он стал вымогать деньги у жителей и, собрав столько, сколько смог, вместе с посыльными отправился ко двору.Придя в Улуг-Эф, он хотел, чтобы они с Кургузом оспаривали свое дело в яргу
. Однако Коргуз так выбранил[1499] его, что его язык онемел[1500], а его дух был заперт на засов[1501] смущения и позора. Тогда один из эмиров, обратившись к нему, сказал: «Это несчастье постигло Коргуза из-за того, что было доложено о какой-то его ошибке или случившейся у него недостаче. Не из-за твоего хитроумия попал он в эту беду. И лучше бы тебе /274/ просить прощения, а не затевать вражду, ибо если с него снимут это обвинение, ты не сможешь с ним тягаться».Оттуда они отправились к Туракине-хатун, которая по причине старой обиды не пожелала позаботиться о Коргузе и разрушила его надежды, в то же время одаривая бесчисленными милостями эмира Аргуна и оказывала ему великое уважение. И благодаря эмиру Аргуну дела Шараф ад-Дина были приведены в порядок. Он получил мандат[1502]
и определил размер недоимок в Хорасане и Мазендеране в четыре тысячи золотых балышей, которые он подрядился собрать. И он вернулся назад в свите эмира Аргуна и, прибыв в Хорасан, стал управлять всеми финансами.Напряжением своих сил он покорил мир и им вознесся,и мир упал и лежал ничком[1503].