Чингиз-хан

Теперь перед ними открывалась дорога прямо на Багдад, но пришли вести, — их доставили конные разведчики, — что след Мухаммеда найден, но что сам он бежал за море, и надо срочно поворачивать коней на север.

Точно его нынешнее местонахождение было неизвестно, и тумэны «повернули морды коней на север» и ворвались в Азербайджан, начав поход вокруг Каспийского моря.

Правитель Тебриза откупился от них, и, поскольку приближалась зима, они откочевали в Моганскую степь и там разбили свои юрты на зимовку.

«Эти татары, — говорит персидский историк Ибн аль-Асир, — совершили деяния, подобных которым никто и никогда еще не видел. За время, равное одному году правоверных, они прошли от Китая до Армении».

Принимая во внимание характер, цели и результаты операции, проводившейся двумя тумэнами Джэбэ и Субудая, можно с уверенностью сказать, что она была действительно выдающимся военным предприятием.

Но только поняв ее значение в общем стратегическом замысле Чингиз-хана, можно по достоинству оценить важность этого похода. Чингиз-хан прекрасно понимал, что в любом автократическом государстве, и особенно в государстве совсем недавно образованном, личность правителя является краеугольным камнем и основой его сопротивления противнику. Отдав приказ преследовать хорезм-шаха, ни на шаг не отставая от своей жертвы, не давая ей перевести дух, он тем самым лишал Мухаммеда времени, столь необходимого тому для организации достойного отпора агрессорам.

То же самое Чингиз-хан проделал и с цзиньским императором, бежавшим от него в Кайфын. Тогда он послал в погоню Самуху (Самоху), дав ему всего лишь один тумэн. Точно так же он отправил Джэбэ за Гучлуком. В сравнении с этой охотой преследование Александром Великим персидского царя Дария производит впечатление гораздо менее внушительное.

Джэбэ и Субудай не только выполнили в пределах своих возможностей поставленную перед ними задачу, выдворив Мухаммеда в буквальном смысле слова за пределы Персии, но и заронили страх в душу персов, что надежнее всех военных побед и устрашающих рейдов обезопасило Чингиз-хана и его войска с запада. Теперь монголы могли совершенно свободно начинать любые широкомасштабные наступательные действия в Хорасане и Афганистане.

И, несмотря на это, оставались еще южные районы Персии, отгороженные Великой Соляной пустыней и пока не принимавшие никакого участия в конфликте, держались Мерв и Нишапур, против которых предстояло действовать Туле (Тулую), не был подавлен очаг сопротивления в Ургенче, оставшийся в глубоком тылу монгольских войск.

Всего за один 1220 год монголы увидели лед на реках Или и Яксарт (Сыр-Дарья), прошли Кызылкумы, Великую Соляную пустыню (Деште-Кевир), почувствовали на себе жару центральной Персии и ледяной холод Сибири. Горы Центральной Азии быстро сменились Каратагом и Паропамизом, а холмы Атрека мощными кряжами Эльбурса, стук копыт их лошадей эхом отзывался в скалах Алатау и предгорьях хребта Барлык, между которыми лежали Джунгарские ворота, а уже шесть месяцев спустя горцы Загроса видели, как угоняют их скот эти дикие кочевые пастухи, не менее далекие от цивилизации, чем разбойники гор Курдистана.

Итак, с наступлением одной зимы мы видим их переходящими по льду реку Или, а с наступлением следующей обнаруживаем их уже в тени величественных хребтов Кавказа.

Марко Поло вполне заслуженно приобрел славу самого великого путешественника всех времен. Субудай и Джэбэ прошли путь больше и гораздо быстрее и несли ответственность за многие тысячи людей, шедших следом за ними, — и не стали великими путешественниками истории. Марко Поло путешествовал по вполне безопасным дорогам, охраняемым теми же монгольскими воинами, которые некоторое время назад несли по ним смерть и разрушение. Главное отличие между ними заключалось в том, что Марко Поло описал все, что видел и слышал, а Джэбэ и Субудай в этом смысле хранили полное молчание. Никаких записей или воспоминаний они не оставили. И если нас восхищают имена великих путешественников — Карпини, Дженкинсона, Пржевальского и многих других, то имена монгольских воинов-путешественников вызывают лишь безотчетный страх перед их первобытной уверенностью в правоте своего дела и безоглядной, безотчетной верой в предводителя.

Куда бы ни поворачивали они своих коней, куда бы ни пожелали идти, они шли, убивая всех, кто вставал на их пути. Доколе великое белое знамя Чингиз-хана было с ними, победа не могла ускользнуть из их рук. Итак, монголы разбили юрты в Моганской степи, а для большей безопасности выслали конные отряды в долины Грузии с целью наполнить и эту страну ужасом, который уже испытали ее южные соседи. Отряды вернулись с добычей, убив около 10 000 беззащитных поселян.

К этому времени к монголам присоединились и некоторые жадные до добычи народы Ирана. Первыми были курды, известные своим свободолюбием и разбоем со времен Ассирийской державы, вторыми — туркмены, бич и проклятье северо-восточных областей Ирана, лишь в XIX столетии усмиренные, наконец, властью русского царя.