«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Наконец, ещё одним важным принципом, учитываемым монгольскими правителями при рецепции права являлась целесообразность заимствования. Как мы имели возможность убедиться, рецепция иностранного права производилась только при наличии определённых условий и для решения конкретных задач. В случае необходимости могло быть заимствовано даже право покорённых народов — при создании соответствующей «правовой фикции». Когда же необходимости не было, то даже если монгольские государства находились в постоянном контакте с другими странами, то заимствования не производились. Например, никакие элементы древнерусского права не были инкорпорированы в систему права Золотой Орды, несмотря на её тесные связи с русскими княжествами. Несомненно, если бы ордынские законодатели нашли в русском праве нормы, заслуживающие внимания и использования в своей практике, они бы сумели осуществить их рецепцию, создав очередную «правовую фикцию». Но дело в том, что «православная Русь XIII в., в отличие от мусульманского мира, не могла дать Орде того, чем она сама не обладала — опыта и традиции государственного строительства, технологии управления государством»[230]. Это утверждение подтверждается многочисленными примерами обратного заимствования — ордынских государственных и правовых традиций русскими княжествами.

Заимствования иностранного права были актуальны для монгольских правителей, когда их государство представляло собой империю — обширное образование с многонациональным и многокультурным населением и широкими международными связями. Именно поэтому мы и ограничиваем рассмотрение проблемы рецепции иностранного права в монгольских государствах рамками XIII–XV вв.: именно в это время и Монгольская империя, и выделившиеся из неё государства (Золотая Орда, Государство Ильханов, Чагатайский улус и Государство Тимуридов) представляли собой государства имперского типа. К XVI в. большинство этих государств пали или превратились в государства национального типа с единым населением и единой традицией хозяйственной деятельности и государственного устройства. Так, одни из этих государств пошли по пути исламского или буддийского развития. Другие вернулись к древним кочевым обычаям, превратившись из государств в чифдомы («вождества»).

Всё вышесказанное позволяет сделать следующие выводы о рецепции иностранного права в монгольском «имперском» праве.

Во-первых, заимствования производились из права народов, не находившихся в подданстве или в вассальной зависимости у монгольских ханов. В тех же случаях, когда рецепция осуществлялась из права подданных, это заимствование оформлялось с помощью разного рода правовых фикций, которые скрывали или изменяли характер прямых заимствований от покорённых народов.

Во-вторых, заимствования производились исключительно для регулирования отношений с покорёнными народами или иностранными государствами. Монгольские законодатели не пытались с их помощью изменять основы права кочевых тюрко-монгольского населения.

Глава II «Чингизово право» как монополия на верховную власть: права и проблемы

Рассматривая в настоящем исследовании «чингизово право» как особую правовую систему тюрко-монгольских государств, мы не должны игнорировать характеристику статуса самого правящего рода Чингизидов, выражавшегося в совокупности прав, прерогатив и привилегий. И, конечно же, базовым принципом «чингизова права» в таком понимании являлось закрепление исключительного права потомков Чингис-хана на верховную власть и ханский титул на всём пространстве бывшей Монгольской империи. В настоящей главе мы намерены рассмотреть, как это право действовало на практике, какие проблемы возникали в связи с его реализацией, а также — каким образом задействовали его в своих интересах те претенденты на власть, которые не имели прямого отношения к роду Чингизидов.

§ 1. Принадлежность к «золотому роду» как основание права на власть во всех чингизидских улусах (на примере рода Угедэя)

Одна из особенностей перехода власти в монгольских государствах XIII–XVI вв., наиболее чётко сформулированная Т. И. Султановым на основе анализа многочисленных источников по истории государств Чингизидов, — это формальное право любого потомка Чингис-хана по прямой мужской линии претендовать на трон любого из государств Чингизидов независимо оттого, к какой ветви рода он принадлежал[231]. Одним из наиболее ярких проявлений действия этого принципа на практике является возведение на троны различных государств Чингизидов представителей одной и той же ветви — потомков Угедэя, третьего сына Чингис-хана, формально и фактически не имевших никакого отношения к этим государствам.