Читаем «Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) полностью

Полагаем, что именно тюркское происхождение термина «тамга» в значительной степени предопределило широкое распространение этого правового института во многих государствах Чингизидов — прежде всего, в тех, в которых преобладало тюркское влияние. Впрочем, некоторые авторы полагают, что тамга имела распространение непосредственно в Монголии и даже империи Юань[449]. В самом деле, в некоторых ярлыках монгольских ханов, также являвшихся императорами Юань, есть упоминание тамги — преимущественно в контексте предоставления налогового иммунитета: например, в ярлыке Хубилая буддийскому духовенству (1261 г.)[450], указах Буянту-хана даосам и буддистам (оба — в 1314 г.), грамоте вдовы царевича Дармабалы буддистам (1321 г.)[451]. Однако в китайских документах этот налог именуется chang-chouei[452]. В тюркских же государствах Чингизидов тамга фигурировала под своим «родным» именем на протяжении всех веков её существования как правового института. Тамга упоминается в ханских ярлыках чингизидских государств имперского типа — Чагатайского улуса[453], Золотой Орды[454], Ильханата[455]. В дальнейшем она использовалась и в чингизидских государствах XVI–XVII вв., в т. ч. в Крымском ханстве[456] и государствах Средней Азии вплоть до XIX в.[457]

Итак, что же представляла собой тамга как налог? Начиная с К. д’Оссона, тамга рассматривалась исследователями как «торговый и дорожный сбор»[458]. Однако в нач. ХХ в. В. В. Бартольд признал подобное определение тамги слишком узким: по его мнению, тамга представляла собой сбор, которым облагались все торговцы, ремесленники и городские жители в целом[459]. Советские историки разделяли его мнение и утверждали, в частности, что в процессе реформы ильхана Газана в Иране один подоходный налог «кубчир» был заменён другим — «тамгой»[460]. Мы находим это мнение некорректным по нескольким причинам. Прежде всего, в чингизидских государствах взимались различные специальные сборы с ремесленников, и тамга в их число не входила[461]. Во-вторых, замена кубчира (в самом деле, подоходного налога) на тамгу (торговый налог) не имела смысла ни с правовой, ни с финансовой точки зрения, поскольку ими облагались разные категории плательщиков. Наконец, тамга часто упоминается вместе с другими видами торговых налогов — «бадж» и «тартанак»[462], но не в сочетании с подоходным налогом. Распространение тамги именно в урбанизированных регионах (что отмечают и советские исследователи) представляется логичным — ведь именно города являлись центрами торговли[463]. Соответственно, чиновники по сбору тамги действовали именно в городах и портах (если товары доставлялись морем). В связи с этим представляет интерес сообщение Вассафа, персидского автора XIV в., о том, что некоторые чиновники империи Юань пытались отправлять корабли со своими товарами не из соответствующего порта и без официального разрешения, чтобы не платить тамгу[464]. И. Вашари характеризует её как «налог с продажи, таможенный сбор»[465]. Д. Морган сравнивает тамгу с современным налогом на добавленную стоимость (НДС)[466].

Анализ правовых актов чингизидских государств позволяет утверждать, что тамга была именно налогом, взимавшимся при торговых операциях, поскольку упоминается исключительно в контексте торговли — внутренней и международной. Так, в ярлыках золотоордынских ханов тамга упоминается в контексте предоставления налогового иммунитета отдельным ханским подданным (позволяя им торговать по всей территории Улуса Джучи без уплаты тамги)[467], торгового занятия духовенства и зависимых от него людей[468], и, конечно же, в связи с регулированием внешнеторговой деятельности[469]. Также тамгой облагались ремесленная продукция (если производители реализовывали её на рынке), вино, сырьё и даже… проституция! Так, когда ильхан Олджайту приказал закрыть все таверны и дома терпимости, распространение тамги на эти заведения было приостановлено[470].

Тамга вводилась или отменялась специальным ханским указом-ярлыком — как впрочем, и все остальные налоги и сборы в тюрко-монгольском мире. Каждый хан должен был подтвердить или отменить соответствующий указ своего предшественника. Таможенный сбор был в компетенции дивана, а осуществляли его особые чиновники — тамгачи («таможеники»)[471]. Отмена тамги производилась в отдельных случаях специальными ханскими указами или по решению наиболее могущественных визирей. Так, знаменитый персидский государственный деятель Рашид ад-Дин сумел освободить от уплаты тамги (как и ряда других налогов и сборов) свой родной Исфахан, где у него и его сыновей были многочисленные доходные владения[472].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение