Чиновник для особых поручений

– Сказать по правде, не пошел бы я на эту сделку. – Корнилов был предельно серьезен, едва ли не торжественен. – Добило меня то, что Станислав рассказал мне о так называемом «корниловском мятеже», причем со всеми подробностями. И знаете, самое интересное то, что было у меня какое-то предчувствие. Потому, может, и поверил. Трудно, конечно, в одночасье все свои жизненные принципы с ног на голову ставить…

…Человек сидел на стуле, не поднимая глаз. Тяжелые шторы на окнах были плотно задернуты, отсекая этот крошечный мирок от внешнего шума. И в этой тишине только настенные часы в дубовом корпусе невозмутимо вели свой отсчет времени. Второй секретарь посольства Вернон Уолл, конечно, понимал, что его посетитель использует простейший прием, чтобы «напрячь» собеседника. Но все равно его это нервировало.

– Вы можете поручиться за результат?

– Все под Богом ходим, – пожал плечами невзрачной внешности человек, сидевший по другую сторону стола. – До сих пор, однако, никто не жаловался.

– Я плачу вам хорошие деньги не за философию.

Неприметный чуть заметно усмехнулся, и секретарь вдруг понял, что собеседник видит его насквозь – и его плохое настроение, оставшееся от разговора со страдающей мигренью и вечно всем недовольной женой. И подсознательное желание показать «этому убийце» – кто здесь хозяин. Скулы Вернона чуть порозовели, но именно это понимание помогло ему овладеть собой.

– Вас рекомендовали как отличного специалиста. Хочется верить словам, но мы, как вы знаете, народ недоверчивый.

– Не стоит делить шкуру неубитого медведя, – негромко сказал человек. – Задание может быть не выполнено лишь в одном-единственном случае – если я умру раньше. Но это маловероятно. Рядом с ним нет людей моего класса. И здоровье у меня пока хорошее.

Говоря это, он вдруг поймал себя на мысли, что впервые в жизни заранее ручается за результат. У него были свои правила в жизни, собственные приметы и суеверия, от которых он никогда не отступал. И первый раз в жизни холодок какого-то потустороннего страха шевельнулся внутри. Человеку вдруг захотелось встать и молча уйти.

Но он продолжал сидеть, разглядывая бронзовую чернильницу в виде застывшей с поднятой передней лапой собаки. Причиной того, что он остался, была вовсе не гордость. Это чувство, как и все прочие химеры, для настоящего специалиста – пустой звук. Эмоции – слишком большая роскошь и прямой путь в деревянную шкатулку. Просто человек точно знал, что сейчас в России специалистов его класса попросту нет.

– Ну что ж, будем надеяться.

Секретарь сел за стол и, взяв перо, обмакнул его в собаку-чернильницу. Быстро что-то написал размашистым почерком и подал посетителю чек.

– Возьмите, пожалуйста. Мы будем ждать результатов.

И встал, показывая, что аудиенция окончена.

«Пожалуй, перед отъездом надо и этого денди замочить», – подумал неприметный посетитель.

И хотя человек точно знал, что делать этого не станет, настроение неожиданно улучшилось. Не глядя, он положил чек в карман и вышел, ни на минуту не усомнившись, что там выписана вся сумма, запрошенная им за «работу». Обмана заказчикам он не прощал, отправляя их вслед за теми, кого они и заказывали. И об этой его «особенности» хорошо было известно в определенных кругах.

Спускаясь по боковой лестнице, за одной из закрытых дверей он вдруг уловил краем уха звук клавесина и усмехнулся. Для него все это осталось в далеком полузабытом прошлом. Балы с ослепительным блеском погон и позументов, прикрытые прозрачной кисеей женские прелести, таинственный шорох кринолина в тихом парке, нежный аромат духов и первый поцелуй… Все кончилось неожиданно и страшно. Взбешенный папенька и роковой выстрел, лишение дворянского звания и смерть матушки, не перенесшей позора. В приличных домах его не принимали, а там и родной братец имение с приличным банковским счетом к рукам прибрал. А он, человек без имени, оказавшись на самом дне, в окружении черни, не только выжил, но и снова выбрался наверх. Знания, полученные на Русско-японской, пригодились. Именно благодаря им он получил имя Чейна[44].

Неприметный мотнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и сбежал по ступенькам вниз. Запахнул полы серой шинели, поданной горничной с чопорно поджатыми губами, он придавил ее тяжелым взглядом и темной тенью выскользнул через боковую дверь.

…Пока матрос, шевеля от умственного напряжения губами, читал его пропуск, Чейна смотрел на его выпирающую из ворота форменки бычью шею. Один тычок его худого пальца, и энергия ци перестанет поступать к мозгу, эта туша в черном бушлате рухнет на землю, чтобы никогда с нее больше не встать. Его до сих пор удивляло, как такое слабое существо, как человек, могло тысячелетиями выживать на этой суровой земле.

«Плодятся, как вши, – брезгливо подумал Чейна. – Просто рождается больше, чем умирает, вот и все».

– Значит, Коминтерн? – довольно уверенно произнес мудреное слово матрос.

– Значит, Коминтерн, – согласился гость.

– А вы к кому? Ежели к товарищу Свердлову, так он к солдатам поехал, там буза опять какая-то.