Чиновник для особых поручений

Матрос исчез, и вместо него появился незнакомый мужчина лет сорока. Сосо, повидавший в своей жизни всякого, мгновенно оценил посетителя. Никаких сомнений, что перед ним – настоящий аристократ. Благородные черты лица и волевая складка меж бровей, решительный подбородок и холодный ум в глазах. А подтянутая фигура и четкость движений за версту выдавали в нем кадрового военного. Это, судя по всему, птица высокого полета, а значит, речь пойдет о чем-то серьезном. Впрочем, Сосо догадывался, о чем именно.

– Разрешите войти?

– Входите, присаживайтесь.

Сталин сел за стол и незаметно выдвинул второй сверху ящик, в котором лежал браунинг. Сейчас, после разговора с Пятаковым, можно было ждать любой неожиданности.

«Хотя, скорее всего, сейчас со мной будут говорить о деньгах, – подумал он. – Убить меня можно и позже. Ну, пусть говорят. Если Ильич свое дело до конца довести не успел, это придется сделать за него».

Иностранец, глядя через стекла пенсне светлыми глазами, протянул через стол визитную карточку. На листочке тонкого белого картона черными буквами было написано:

                   The Daily TelegraphDaily newspaper
                   John Smith, the correspondent[43]

.

– Понятно. – Сосо усмехнулся уголком рта и небрежно обронил лощеную картонку на стол. – Джон Смит – это как у нас Иван Иванов. Я думаю, что вы пришли сюда не за интервью.

– Ну, как сказать… – Джон Смит снял пенсне.

Он с улыбкой откинулся на спинку стула, но глаза его, внимательно ощупывающие лицо собеседника, продолжали оставаться холодными, как у рыбы.

– Когда один человек спрашивает, а другой отвечает, это можно назвать интервью.

– Пожалуй, – согласился Сталин, придвинув поближе пепельницу. Раскуривая трубку, он не менее откровенно разглядывал гостя. – Ну что ж, спрашивайте.

– По нашим прогнозам… по прогнозам нашей газеты, – улыбнувшись, уточнил «корреспондент», – место погибшего господина Ульянова займете вы. Точнее, как я понял, уже заняли.

– Допустим, это так.

– Не допустим, а именно так. Впрочем, это не имеет значения. Значение имеет то, что господин Ульянов имел перед нами… перед нашей газетой… определенные обязательства.

– Я знаю, – спокойно сказал Сталин, спокойно глядя в безжизненные глаза иностранца.

– Даже так? – удивился тот.

– За полчаса до своей трагической гибели товарищ Ленин посвятил меня в детали вашего сотрудничества. Так что за власть Советов меня агитировать не нужно.

Сталин опять усмехнулся.

– Считайте, что я за нее уже сагитирован.

…Стас уже чувствовал себя намного лучше. Усиленное питание, что доставлялось ему стараниями друзей, заботливый уход жены и ежедневные визиты одного из медицинских светил, найденного Потаповым, давали свои плоды. Давно ли, опираясь на плечо Исаева, почти бессменно находившегося при нем, он впервые встал с постели? Ноги тряслись и норовили подломиться в коленях, но, прикусив губу, он все-таки умудрился продержаться минут пять.

Чем дальше, тем больше он, прилагая огромные усилия, постепенно приходил в норму. Исаев ежедневно доводил ему текущую обстановку, и Стас, как хороший опер, понимал – времени, чтобы что-то подправить, повернуть в нужном направлении, категорически не хватает. Однако, не будучи в состоянии действовать самостоятельно, Сизов работал как консультант и как координатор. Получив от него задания, Исаев по телефону или нарочным направлял людей из боевых групп Сталина на их выполнение.

Это уже был новый уровень отношений. Сталин заехал буквально на несколько минут, узнав, что Стас очнулся и пошел на поправку. Разговор касался только здоровья.

– Я тебе, доверяю, Станислав. Ты знаешь, кто кому враг, – обронил Сосо, уходя.

А вечером в спальню вошел молодой человек в мотоциклетной кожанке.

– Согласно приказу товарища Сталина, я направлен к вам для связи. Вот пакет!

И работа началась…

Сегодня Стаса вновь осматривал, обстукивал и слушал в стетоскоп лечащий врач.

– Доктор, мне долго еще валяться? – почти умоляюще спросил опер.

Худющий, как египетская мумия, рассеянный профессор Чалышев в свое время объяснил ему, едва пришедшему в себя, что он не только подхватил сыпной тиф, видимо, через «пойманную» в толпе вошь на том клятом митинге, но и нажил себе на промозглом ветру пневмонию.

– Голубчик вы мой! Да вы просто чудом в живых остались! – протирая клетчатым платком стекла своего пенсне, мягко ворковало светило. – Будь организм чуть послабее, летальный исход был бы неизбежен.

Но все это было уже в прошлом. Сейчас пациент утратил наконец землистый цвет лица, начал набирать вес и, держась за стену, передвигался по спальне на своих ногах, что было наглядно продемонстрировано доктору в его очередной визит.

– Вы делаете успехи! Я бы посоветовал отдохнуть на теплом море – Кипр, Греция, Италия. Усиленное питание, больше фруктов и прогулки на свежем воздухе. Хотя… – он безнадежно махнул рукой. – Какое там море… Тем более, как я понял господина Потапова, у вас… служба. Дней через десять, я думаю, карантин с вас можно будет снять. Но с полгодика я вас понаблюдаю.