Чиновник для особых поручений

– Вот спасибо тебе, – усмехнулся он. – Подбодрила. Вчера часа три на митинге проторчал. Продуло, видимо. А деньги забери, ты работала – готовилась. Не твоя вина, что этот идиот откуда-то вылез, дай ему Бог здоровья. Или, скорее всего, царствие ему небесное.

– Последнее, – кивнула она. – Его убили на месте. А деньги…

– Молчать! Слушай приказ – деньги взять! Это тебе премия за безупречную службу.

Такой тон действовал на Ингу убойно – дисциплина у нее была на уровне. В струнку тянулась, как оловянный солдатик. «Интересно, где ее так вымуштровали?» – уже не в первый раз подумал он.

Однако эту тему они, не сговариваясь, обходили стороной.

– Кстати, – обернулся он в дверях. – А ребенок в коляске настоящий был?

– Настоящий, – кивнула девушка.

И тут же изумленно вскинула глаза.

– Ты что, пас меня?

– Немножко, – усмехнулся Стас.

…Сразу от Инги Стас поехал к Потапову. События, словно наверстывая упущенное, закрутились, словно какая-то невидимая рука вдруг стала раскручивать это колесо.

«Ох, сдается мне, революция не Октябрьской будет, а Майской…»

И в самом деле – Ильича шлепнул какой-то недоумок, спасибо ему, теперь Сосо им гайки закрутит, это ясно. Про Керенского Стас все знает, но тот про него, похоже, ничего не знает, и потому не ждет подвоха. Сейчас все упирается в Лавра Георгиевича… Ох, и сложная натура! Сколько в нем всего намешано! Хотя Стасу он скорее понравился. Он уважал людей такого склада.

Выругавшись сквозь зубы, Стас объехал лежащую на обочине дохлую собаку. Вообще, с приходом «свободы» Петроград превратился в форменную помойку. Улицы были захламлены мусором и нечистотами. Настоящим бедствием стали семечки – их шелуха ковром устилала тротуары, газоны и даже проезжую часть.

В парках, раньше сияющих чистотой, творилось невообразимое. Вековые аллеи с мраморными статуями, некогда ухоженные цветники и посыпанные золотым песком дорожки были изгажены, заплеваны, засыпаны шелухой от семечек и окурками. Бродящие от скамейки к скамейке фокусники-китайцы, нищие и гадалки осаждали пришедших сюда для отдыха обывателей, солдат и эмансипированных кухарок. Новоявленные хозяева жизни, с нагловато-вызывающим видом поглядывая на «чистую» публику, чавкали пирожками, вытирали засаленные руки об одежду и лузгали семечки.

В городских банях кишели тифозные вши, привезенные дезертирами с фронта, а петроградский трамвай породил грустный стишок: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет, а дух такой, что слон зачахнет».

Античные фигуры и стволы вековых деревьев были заклеены афишами с политическими воззваниями и объявлениями о балах, устраиваемых в саду. Здесь же предлагались услуги проституток и «мальчиков», висели написанные безграмотными каракулями сообщения о продаже личного имущества. Последнее в основном было добыто «экспроприацией» – проще говоря, криминальным путем, – но это уже никого не удивляло. «Свобода» превратила город в большую помойку задолго до пришествия большевиков.

У Потапова в кабинете сидел генерал Корнилов.

– Входите, Станислав, – дружески пригласил его хозяин кабинета. – Присаживайтесь, мы тут без чинов.

На столе стояла бутылка шустовского коньяка и две позолоченных стопки. Потапов достал из шкафа третью и разлил по порции благородного напитка.

– За что? – поинтересовался Лавр Георгиевич, взяв свою стопку.

– За революцию, конечно, – насмешливо блеснул очками Потапов.

– Да ну вас к черту, Петр Николаевич! – буркнул Корнилов и, с отвращением посмотрев на свою стопку, опрокинул ее в рот. – Нет, это черт знает что! Мне предлагают помогать большевикам. И кто? Генерал Потапов!

Стас молча выпил и вернул стопку на поднос. Пальцы подрагивали, его слегка знобило, а голова наливалась давящей на мозги тяжестью.

«Продуло капитально», – подумал он.

– Ну, полноте, уважаемый Лавр Георгиевич, давайте отринемся от лозунгов и поговорим как профессионалы. Ну, в принципе, чем семинарист Джугашвили хуже адвоката Керенского? Кстати, не думаю, что покойного адвоката Ульянова вы уважали больше.

– Вот тут вы правы, – хмыкнул Корнилов. – Ничуть не больше! А вы что скажете, капитан?

Он повернулся к Стасу.

– Господи! Да что это с вами?

Сизов посмотрел на него мутным взглядом и ничком свалился на пол.

…Солнце хмуро проглядывало сквозь разрывы серых клочковатых облаков, несущихся со скоростью курьерского поезда. Нескончаемый поток верных ленинцев был остановлен, и угрюмо замершая толпа с обнаженными головами застыла плотной массой. Строй вооруженных красногвардейцев отделял ее от стоявшего на подмостках деревянного гроба, где неподвижной маской застыло восковое лицо. Почетный караул с посеревшими на холодном ветру небритыми скулами, треплющиеся ленточки алых бантов в петлицах и гнетущая тишина над разверстой пастью могилы.

– Товарищи! Мы, большевики, люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы – те, которые составляют армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии.