Чиновник для особых поручений

– Понятно, – хмуро отозвался Стас.

Все заняли свои места, и карета, качнувшись, тронулась в путь. Лязгнули одни ворота, вторые, и карета, судя по звукам, выехала на мощеную улицу. Унтер с еще одним полицаем с надменными мордами сидели у двери.

«Прямо воплощенный немецкий полицай», – с неприязнью глядя на унтера, подумал Стас.

В это время в зарешеченном окошечке возникло лицо кучера.

– Клим, настоящие фараоны хляют! – на чисто русском языке громко прошептал он.

– Ну и чего зенки вытаращил? – отозвался «унтер» на языке родных осин. – Гони! Шугной, быстро браслетки с него сними!

Второй «полицай», достав из кармана какой-то крючок, поковырялся в замке, и кандалы, посопротивлявшись для вида, расстегнулись. Карета, подпрыгивая, неслась по брусчатке. Стаса мотало из стороны в сторону, и точно так же скакали его мысли. Ни малейших угрызений совести он не испытывал. С чего бы, спрашивается?

Конечно, он не ангел, но с ним утворили вообще полный беспредел. Троцкого он, безусловно, решил убить. И пошел на это вполне осознанно. Но не успел. Глотая со стволом у виска водку прямо из горлышка, Лев Давидович вдруг поперхнулся и, побледнев до синевы, стал валиться набок. Ему уже не было дела ни до водки, ни до пистолета. Храпя, как загнанная лошадь, он царапал скрюченными пальцами грудь, словно хотел выскрести засевшую там боль. И вдруг голова его бессильно упала на грудь, а взгляд стал стеклянным. Приложив пальцы к сонной артерии, Стас качнул головой.

– Что? Умер?! – с таким отчаяньем спросил Володя, словно он спасать его ехал, а не наоборот.

Как бы то ни было, сугубо с позиций закона их покушение недоказуемо, а смерть наступила от инфаркта. И на основании чего его, спрашивается, столько времени держали в камере? Даже не допросили ни разу, что уж говорить про обвинение! Вот пусть и не обижаются, если с ними сыграли по тем же правилам. Единственное, что его немного смущало, так это то, что задерживать, если что, его будут совершенно посторонние полицейские, которые ко всем этим делам – никаким боком.

«Бог не фраер, хорошего человека мне под пулю не подведет», – подумал он и успокоился окончательно.

– А фраерок-то духовитый, – указав на него, засмеялся Клим. – В штаны не делает, в жилетку не плачется.

– Так он же Чалдон, – пожал плечами тот. – Сибиряки – они все заводные. Одно слово, каторжанский край.

Резко повернув, карета остановилась.

– Шугной, доведешь его до Инки-эстонки, а сам на хазу, – скомандовал Клим.

– Ага, – кивнул тот и, открыв дверцу, повернулся к Стасу: – Пошли!

Они быстро миновали несколько кварталов, время от времени переходя на соседние улицы, обошли скверик с фонтаном, затем свернули в какой-то тупичок, и остановились перед двухэтажным домиком, который так и тянуло назвать «пряничным». Такие обычно в детских книжках рисуют – под черепичной крышей, с высокой трубой, и по стенам вьется плющ. Белоснежные занавески, цветочные горшки на подоконниках, крошечный садик с кустами ухоженных роз – идиллия.

Вымощенная кирпичом дорожка привела их к невысокому крылечку, и Шугной вежливо стукнул дверным молотком. Через несколько секунд, словно их уже ждали (а может, и ждали), внутри послышались легкие шаги, звякнул засов, и дверь слегка приоткрылась.

– Входи быстро, – произнес из полутемной прихожей низкий женский голос с заметным прибалтийским акцентом.

«Ну да, эстонка же», – вспомнил Стас, проскальзывая в щель.

Дверь за ним захлопнулась, едва не стукнув по спине.

– Проходи.

Миновав прихожую, он вошел в небольшой зал, с любопытством оглядывая «пряничный домик» изнутри. Вокруг стерильная чистота, кружевные салфеточки и непременные статуэтки пастушек с трубочистами на комоде. Диван украшают вышитые подушки, на каминной полке начищенные до блеска подсвечники и часы, а с гобелена на стене, обнимая полнотелую даму, подмигивает бравый гусар. Женщина вошла следом. Только тут он смог хорошенько ее рассмотреть. На него смотрела среднего роста блондинка с приятным, немного скуластым лицом.

– Я Инга. – Она не отводила светло-голубых глаз с жестким прищуром, словно через прицел. – Как тебя прикажешь называть?

– Станислав.

– Это слишком длинно, – поморщилась она. – Можно как-нибудь покороче?

– Можно Стас.

– Стас? Это нормально, это подойдет, – кивнула она, по-прежнему глядя в глаза. – Значит так, Стас, пару дней поживешь здесь, пока тебе сделают документы. В Россию тебя повезу я. Предупреждаю сразу – спать со мной не надо, я не люблю мужчин. Это понятно?

– Понятно. За что ж ты их так? – не удержался он от подковырки.

– Есть за что, – отрезала она. – Если ты будешь хорошо себя вести, мы не поссоримся. Тогда я не буду стрелять тебе в коленную чашечку.

Она наконец улыбнулась, но взгляд оставался холодным и твердым, словно пантера скалила зубы, изображая вежливую улыбку. Сделав приглашающий жест, она привела его в образцово-показательную столовую с буфетом, набитым посудой, круглым столом и венскими стульями.

– Садись сюда, попьем кофе и… как это?.. поговорим по душам.

«С тобой, пожалуй, поговоришь», – усмехнулся Стас, разумеется, про себя.