Чиновник для особых поручений

– С нашей профессией рассчитывать на рай как минимум легкомысленно, – усмехнулся Сизов. – Котел со смолой или раскаленная сковородка – вот итог, достойный полицейского.

– А контрразведчика? – не унимался Вернер.

– Один черт, – отмахнулся опер. – Кстати, Сергей, чтоб вам за рулем не дремалось, просветите меня – чем ваша контрразведка тут занимается? Ну, шпионов ловите, неблагонадежных выявляете…

– Первое, что надлежит сделать полицейскому, угодившему в военную контрразведку, – серьезно сказал Мельников, – это найти веревку и присмотреть сук покрепче.

– Занимательно вы меня агитируете, – хмыкнул Стас. – Мне уже интересно, можно переходить к подробностям.

Подробности не заставили себя долго ждать. Оказалось, что военная контрразведка как таковая была создана в структуре Генерального штаба только в 1903 году. До того с военным шпионажем боролись ни шатко ни валко и все кому не лень – полиция, жандармерия, армейские штабисты. А поскольку у всех этих структур и своих обязанностей было, как у сучки блох, то занимались этим так, от случая к случаю.

Новая структура начала свою деятельность довольно успешно, был арестован ряд лиц, в том числе офицеров, которые по приятельству или за вознаграждение передавали различные секретные сведения иностранным военным агентам. Однако вся деятельность разведочного отделения проходила в условиях всеобщей беспечности и бюрократии. Безопасность волновала чинуш не более, чем триппер портовую шлюху.

– Кстати, дай Бог здоровья Петру Аркадьевичу, – искренне сказал Мельников, прервав свое печальное повествование. – В 1911 году Столыпин и «Положение» пробил, и ассигнование увеличил почти втрое, и штаты расширил.

– Кстати, – спросил Стас, – а как у вас оформляются следственные действия? Кто санкционирует?

– О, сразу чувствуется специалист, – хмыкнул Сергей. – А никто.

– В смысле – по законам военного времени? Когда говорят пушки, закон молчит? А документируете как?

– А никак, – засмеялся на заднем сиденье Иван Карлович.

– Не понял.

– А чего тут не понять! – Мельников аккуратно объехал сиротливо раскорячившуюся на обочине расстрелянную «Испано-Сюизу», на которой они совсем недавно выехали из Нойхаузена. – Мы вообще не имеем права задерживать или проводить обыски.

– О как! – не удержался Стас. – И кто же это должен делать?

– При нашем обращении – полиция, жандармерия.

Голос капитана был мрачен.

– Да, чувствуется, кто-то позаботился, чтобы вам не было скучно, – откровенно почесал в затылке опер. – И вы меня хотите на все это подписать?

– Ну, не все так безнадежно, – засмеялся Вернер. – Если у полиции и жандармерии нет времени заниматься нашими клиентами, то им, соответственно, и на нас самих так же начхать. И я их за это не осуждаю.

– Знаешь, у меня тоже камень в них кинуть рука как-то не поднимается, – вздохнул с облегчением Стас.

Бывал он в такой ситуации. В «лихие девяностые» молодые задорные реформаторы, под отеческим присмотром Горбатого решили, чтобы два раза не ходить, рыночную экономику и правовое государство строить одновременно. Ну, это примерно как в одном загоне в одно время стричь овец и переучивать волков на вегетарианцев. Ежу понятно, как зашибись было волкам. Про овец и говорить нечего – кто уцелел, на всю жизнь запомнил.

Менты, как беспризорные пастухи, мотылялись между теми и этими. А поскольку ввиду рождающегося в муках правового общества волков закон защищал так же, как и овец, можно было только погрозить пальцем волку, грызущему барана. У баранов, правда, тоже было право охотиться на волков, но как-то не задалось. Так что удивить Стаса причудами законодательства было непросто. Плавали – знаем.

…Он и сам потом не мог вспомнить, что его насторожило. Какой-то внутренний напряг, что возникает у побывавшего в разных переделках опера. Но именно это чувство, что что-то не так, их и спасло. Стас схватил Мельникова за плечо, когда на подъезде к Нойхаузену, впереди послышались глухие взрывы не то мин, не то снарядов.

– Стой!

– Что? – не понял тот, но послушно вдавил педаль тормоза.

– Нас тут двое суток не было. По идее, тут уже все заканчивалось. Но, раз палят до сих пор, что-то, похоже, пошло не по плану.

Сизов открыл дверцу и выскользнул на дорогу, держа в руке браунинг (парабеллум сгинул во чреве военно-санитарного поезда). Он успел пройти несколько шагов, когда впереди зажегся фонарь, и властный голос крикнул:

– Halt! Wer da?[31]

Что-то такое он и предчувствовал, а потому выстрелил сразу и, рухнув на дорогу, откатился в сторону. Загрохотали выстрелы, засверкали вспышки. Аккуратно выцелив, Стас плавно потянул спуск. Похоже, попал. Пригнувшись, он стал смещаться к машине.

– Кто? – раздался из темноты голос Ивана Карловича, судя по всему, пристроившегося у колеса.

– Свои!

– Фу, черт! Я ведь тебя чуть не пристрелил. Давай в машину!

Иван Карлович подтолкнул его к открытой дверце, дал пару выстрелов в сторону противника и тоже запрыгнул в салон. Присевший у колеса по другую сторону Мельников мигом оказался за рулем. Завывая, «мерседес» попятился назад, каким-то чудом развернулся на узкой дороге и рванул назад.