Чёрч

Но со мной она приоткрывает эту завесу. Она смотрит прямо на меня. Иногда, мне даже кажется, что внутрь меня. Кажется, что она меня знает, понимает. Даже слишком хорошо. Она просто болтает, строя все эти предположения на мой счет, которые жутко бы меня взбесили, не окажись они такими верными. Такое чувство, что она может просто на меня взглянуть — просто взглянуть — и узнать про меня всё. Узнать и не испугаться. Узнать и наплевать на того монстра, которого она во мне увидит.

Для того, кто практически никогда не говорит, встретить того, кто может понять его без слов… Это все равно что подарок судьбы.

Я не могу к этому привыкнуть. Не могу этого хотеть. Это всего лишь взгляд. Всего лишь пара глаз. Всего лишь девушка. Чтобы раздвинуть ей ноги, попользоваться ее телом и манипулировать ее разумом.

А я-то думал, что дома мне по большей части будет скучно. По крайней мере, я смогу вдоволь с ней позабавиться, пока все не полетит к чертям.

5

Пятна крови быстро отмываются, особенно если о них сразу позаботиться. Когда Эмма вернулась в свою комнату, она снова казалась вполне нормальной.

Ключевое слово «казалась».

У нее появилась новая любимая игра. Когда Чёрч исчезал на эти долгие, необъяснимые часы, она заходила к нему в комнату. Ложилась в его кровать. Иногда голой. Иногда, надев его одежду. Она растягивалась на его одеяле, прижимала к груди подушки, терлась о его простыни.

Она часто задавалась вопросом, что случится, если ее поймают. Она вторглась в святая его святых. Ничто в комнате не указывало на то, что это комната Чёрча, но, тем не менее, факт оставался фактом. Эмма нарушила границы. Интересно, он рассердится? Накажет ее?

В его комнате она ласкала себя.

Он так её и не застукал.

Её сознание выходило из-под контроля. Ей хотелось кому-нибудь навредить — возможно себе, но по большей части кому-нибудь другому. По ночам она невольно оказывалась у дверей спальни Марго. Джерри спал как убитый, а Марго принимала снотворное. Эмма могла зайти к ним, играя на бас-саксофоне, они бы этого не заметили. Не заметили бы, как она прошествовала бы прямо к кровати. И возможно даже не проснулись бы, забей она свою мать до смерти духовым инструментом. Это было бы так просто. Она клала ладонь на дверную ручку и, представляя себе всё это, чувствовала, как ее руку охлаждает холодный металл. Кровь, ссадины и конец стольким страданиям.

Эмма так и не повернула ручку.

Она ненавидела колледж, ненавидела общаться с другими людьми. Эмма и раньше не особенно это любила, но теперь мысли о Чёрче с Марси — с другими женщинами — просто сводили её с ума. Мысли о том, что он где-то там, в этом мире, без нее… становились пыткой. Одержимость стремительно набирала обороты, и Эмма не знала, как это прекратить. Она каждый день проходила по пять километров пешком до колледжа и обратно. И еще столько же пробегала по вечерам. Потеряла три килограмма при ее и так уже стройной фигуре.

Каждый раз, когда Чёрч смотрел на Марси или на любую другую девушку, ей хотелось умереть. Хотелось убивать. А он часто смотрел на других девушек. Словно специально, чтобы ее помучить, чтобы спровоцировать ее на реакцию. И что еще хуже, Марси всегда смотрела на него в ответ, улыбаясь ему своим неуместным ртом и хлопая ресницами.

«Но разговаривает-то он со мной. Понимает меня. Хочу, чтобы он отвез меня туда, куда всё время уезжает, и показал, что он там делает. Пусть напугает меня, пусть приведет в ужас и заставит влюбиться в него так сильно, чтоб я больше света белого не видела».

Как сказал бы ей ее прежний психотерапевт — это нездоровые мысли. Эмма не была дурой. То, что она чувствовала к Чёрчу, выходило за рамки одержимости, для этого ещё даже не придумали названия. Может, эмоциональный каннибализм? Ей хотелось проникнуть в его мысли. В его прикосновения. В каждое мгновение его жизни.

«Полоумная. Полоумная. Я всегда знала, что однажды сойду с ума. Это вина Чёрча. Вина Марго. Это моя вина».

— Дерьмово выглядишь, милая, — с сочувствием в голосе произнесла Стейси.

Эмма даже на нее не взглянула.

«Чёрч считает меня изысканной».

— Из-за погоды я неважно себя чувствую, — выдавила, наконец, она.

Снова шел дождь. Эмма таращилась в окно на общую зону.

— Ты кажешься подавленной. У тебя все в порядке? — спросила Стейси, сев рядом с ней.

Эмма пожала плечами.

— Да всё то же самое. Бывают дни хорошие, бывают плохие, понимаешь? Я в порядке, правда, — солгала она.

Она была не в порядке. Ее душа осталась где-то в западном крыле, проверяла контрольные по математике. Эмма даже не поняла, как ее потеряла, и теперь ей стало без нее очень плохо.