Чёрная кровь

Обратно я спускалась медленно, долго стояла в лестничном пролёте – смотрела в грязное тусклое окно. За окном было сыро, мутно. Я думала – как мрачно здесь всегда, почти круглый год. Я уже не помнила, когда последний раз видела солнце. Может, поэтому у нас такие молчаливые и суровые люди – они просто не умеют по-другому в этой вечной серости и сырости?

Домой я шла по краю проезжей части через эстакаду в свою сторону Люберец – оживлённую, шумную, благополучную. Рядом со мной, посигналив, остановилась машина. Опустилось стекло.

– Скучаешь? – спросил немолодой уже, лысый мужик.

Я наклонилась к нему. В машине их было двое – одинаковых, стареющих. Они тоже ехали в другую сторону города.

– Почему грустная? Парень бросил? Покатаемся?

Я зачем-то остановилась, смотрела на них и молчала.

– Ну не молчи, – опять сказал один из них,– садись. Не обидим. Сколько хочешь? Тысячу, две?

Я вдруг начала смеяться. И не могла остановится. Мимо проезжали другие машины, а я стояла около этой и смеялась.

Мужики подняли стекло и поехали дальше. А я всё стояла и смеялась. Потом села на обочину. Мне вдруг стало страшно. Никто не знает, где я сейчас. И если со мной что-то случится, то последнее, что увидит Макс – это моя глупая записка. «Волнуюсь». Да ему плевать на это. Как плевать отцу, которого, казалось, тоже больше не было в моей жизни. А что в ней было? Организация? И сейчас, в этой мутной части города, она казалась мне почему-то ближе всех.

. . .

Макс вернулся, как всегда, неожиданно. Я увидела его поздно вечером, когда возвращалась с очередного собрания. Он сидел в моём подъезде на лестнице, подстелив пакет, и спал.

Я перешагнула через него и пошла дальше. Макс проснулся и крикнул:

– Янка!

Я невольно остановилась, но не обернулась.

– Как ты узнала мой адрес?

Я не ответила и стала подниматься дальше.

– Янка! – опять крикнул Макс.

Я резко остановилась.

– Знаешь, что, – сказала, – отстань.

– Ты чего? – Макс схватил меня за руку и развернул к себе.

– Отстань. Не надо ко мне больше приходить. И писать мне не надо. И звонить. Просто отстань.

– Да почему?

– Да потому что ты приходишь, когда это удобно тебе. Пишешь, когда это удобно тебе. И уходишь, когда хочешь. По неделям не отвечаешь на мои сообщения. Меня уже достало всё это. Мне плевать на твои правила и твои проблемы. У меня свои есть. Не хочешь нормально общаться – отвали от меня и не пиши мне больше.

– А нормально – это как?

– Это чтобы знать, что с нами происходит. А не искать друг друга по квартирам. Ты считаешь ненормальным, когда я волнуюсь за тебя? За тебя вообще кто-нибудь когда-нибудь волновался? Неужели в твоей жизни было так много людей, которые бы за тебя волновались? Так много, что ты готов ими вот так разбрасываться, как мной? Да что ты за человек после этого?

– Янка! Я не хотел тебя обидеть.

– Обидеть?! – мне захотелось рассмеяться, как тогда, около той машины с незнакомыми мужиками, которые готовы были дать за меня тысячу рублей. Макс сейчас мне казался даже хуже, чем они. – Да иди ты к чёрту! Ты делаешь только то, что ты хочешь и говоришь только то, что хочешь. А если не хочешь – не говоришь ничего. Привык быть один? Хочешь быть один? Будь один. Тогда что тебе надо от меня?

– А что тебе надо от меня?

Я смотрела на него и понимала, что уже, наверное, ничего. Есть моменты, когда вдруг понимаешь, что не хочешь больше ничего. И это был один из них. Как бы я не хотела изменить Макса и как бы сильно не хотела быть с ним – это невозможно.

– Ты была в организации и тоже мне ничего не сказала.

– Не нравится, когда тебе не говорят, да?

– Хорошо. Если ты хочешь знать, чем я занимаюсь – я тебе покажу. Приходи в воскресенье на станцию, на Ухтомку, к семи вечера. Увидишь сама.

Макс отпустил мою руку, и только сейчас я почувствовала, как сильно и больно он её сжимал. Совсем не так, как касался её Пётр, когда слегка, словно боясь повредить, пожимал моё запястье.

– Вот там и увидимся! – крикнула я и быстро поднялась на свой этаж.

На этот раз Макс не пошёл за мной, и сегодня мы не стояли на пятом этаже под крышей, обнимаясь и целуясь долго, как это было раньше всегда.

4

В квартире странная и щемящая тишина. Я не любила такую тишину. Она висела всегда, если отца не было дома. Обычно он включал телевизор, и фоном орала реклама, новости, сериалы – все эти шумные весёлые звуки из совсем другой жизни. А сейчас никаких звуков не было – только звенящая тишина.

На кухне сидела незнакомая женщина. В пальто, в сапогах, сняв только шапку и держа её в руках. Грязные следы тянулись из коридора до самой кухни. Отец стоял рядом и молчал. Он обернулся, увидел меня, и посмотрел на женщину.

– Это твоя дочь? – спросила она.

– Да, – ответил отец. А потом сказал уже мне, – мы немного поговорим, ты иди.

Я осталась стоять на месте, словно не расслышав. Тогда отец повторил. Уже из своей комнаты я слышала, как эта женщина уходила.

– Хоть увидела, как ты живёшь, – голос у неё был спокойный и строгий, словно у учительницы или врача.