Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)

Итак, теперь у нас есть доказательство того, что Дантес «руководил всем поведением» посланника, а не наоборот. Это Дантес подстроил так, чтобы тот сводничал, упросив «отца» поговорить с «небезызвестной Дамой», выведать её чувства и намерения, растрогать её и помочь тем самым одолеть её непреклонное сопротивление. Без тени смущения он обращается с просьбой замолвить за него слово перед женщиной, которую ни за что не хочет потерять, к мужчине, который любит его. И этот мужчина потворствует ему, он становится герольдом его безудержной страсти, которая причиняет ему самому и мучения, и страдания, и вообще должна быть для него оскорбительна. Однако он не бескорыстен, отнюдь. Он прекрасно понимает, что пока молодой человек не добьётся своей строптивой красавицы, никакой «спокойной жизни» не будет, а там — как знать! — со временем… не обратится ли этот юношеский пыл и на него. Но всё же он действует не только по расчёту: невыносимо видеть, как твой «сын» болеет и душой, и телом, как он вот-вот сойдёт с ума, и Геккерен готов на всё, даже на то, чтобы, взявши за руку, самому вести Наталию Николаевну к постели больного. При встрече он нашёптывает ей со слезой в голосе, что Дантес умирает, он погибает от любви к ней, в бреду он повторяет только её имя и просит, как о последней милости, только об одном — увидеть её.

Пушкин в известном своём письме к Геккерену хотел предстать пред ним искусным дипломатом, хорошо осведомлённым о том, «что делается у других»: « Le 2 de novembre Vous eûtes de Mr. votre fils une nouvelle qui vous fit beaucoup de plaisir. Il vous dit… [далее идет неразобранное слово, оканчивающееся на ité], que ma femme cragnait… quelle en perdait la tête…» («Второго ноября Вы получили от вашего сына известие, которое доставило вам большую радость. Он сообщил Вам что моя жена боится [нрзб], что она теряет голову…»).

Но не содержание анонимных писем и не их внешнее оформление указывали на причастность к ним Геккерена, а три факта, названные Пушкиным в трёх строчках, которые он потом зачеркнул, но всё же не так тщательно, чтобы не задать работу нашему воображению. Вторую часть зачёркнутого придаточного предложения можно реконструировать с некоторой долей правдоподобия следующим образом: «que ma femme cragnait un scandale [un éclat, une histoire] au point qu’elle en perdait la tête» («что моя жена до такой степени боится скандала [или же чего-то подобного: "шумихи", попасть в "историю" и т. п.], что теряет от этого голову»). А может быть, именно «vérité» (правда, истина) скрывается за обломком слова, которое нас занимает? И тогда нам придётся принять самую простую версию этой фразы: «Он сказал вам, что я догадывался о правде, что моя жена боялась скандала до такой степени, что потеряла голову».

Даже в рассказе мужа Наталия Николаевна предстает женщиной, которая готова слушать Геккерена — «бесстыжую старуху», загоняющую её в угол, чтобы рассказать о любовных чувствах Дантеса. Почему она сразу же не прервала, решительно и сухо, эти тягостные и щекотливые беседы и не сообщила о них мужу? И зачем — когда, где, как? — Геккерен пытался толкнуть на «опасный путь» жену Пушкина? Вот что писал об этом посланник в письме к Нессельроде от 13 марта 1837 года: «Я якобы подстрекал моего сына к ухаживаниям за г-жою Пушкиной. Обращаюсь к ней самой по этому поводу. Пусть она покажет под присягой, что ей известно, и обвинение падёт само собой. Она сама сможет засвидетельствовать, сколько раз предостерегал я её от пропасти, в которую она летела, она скажет, что в своих разговорах с нею я доводил свою откровенность до выражений, которые должны были её оскорбить, но вместе с тем и открыть ей глаза; по крайней мере, я на это надеялся. Если госпожа Пушкина откажет мне в своём признании, то я обращусь к свидетельству двух особ, двух дам, высокопоставленных и бывших поверенными всех моих тревог, которым я день за днём давал отчёт во всех моих усилиях порвать это пагубное общение»[165]. (Щёголев. С. 322.)

Перед глазами возникают две сцены, исполненные прямо противоположного смысла: коварный совратитель подталкивает молодую супругу к пропасти адюльтера; мудрый советчик пытается удержать молодую женщину, безрассудно ступившую на край этой пропасти, и не останавливается даже перед самыми жестокими оскорблениями — лишь бы не дать ей совершить свой гибельный прыжок.

XXV

Mon bien cher ami, je te remercie des deux billets que tu m'as envoyés. Ils m'ont un peu calmé, j'en avais besoin et je t'écris ces quelques mots pour te dire encore [que] je m'en rapporte entièrement à toi quelle que soit la détermination que tu prennes, assuré d'avance que tu agiras mieux que moi dans toute cette affaire.