Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)

Второе письмо датируется нами 21-м ноября 1836 года на том основании, что за время краткого пребывания Дмитрия Николаевича Гончарова в Петербурге — по случаю официальной помолвки сестры — Дантес только в этот день находился на дежурстве, вернувшись с которого он и пишет невесте. Удалось найти ещё одно подтверждение данной датировки: газета «Санкт-Петербургские ведомости» за 21 ноября сообщает о представлении в этот день на сцене Александрийского театра оперы Беллини «Пират», которое упоминает в своём письме Дантес, выражая надежду, что опера развлечёт Екатерину.

Девятое письмо датировалось поначалу 22-м декабря 1836 года, поскольку оно содержит упоминание о бале, на котором Дантес не был из-за болезни, но на котором должен был присутствовать двор. Таким балом мог быть бал во дворце княгини Барятинской, состоявшийся как раз 22 декабря 1836 года. Бал у кн. Барятинской почтило своим присутствием царское семейство, но на нём не был официально представлен двор и дипломатический корпус, а если там и оказался барон Геккерен-отец, то в качестве частного лица. Александр Иванович Тургенев записал в своём дневнике 22 декабря: «Вечер на бале у кн. Барятинской, — мила и ласкова. Приезд Государя и Государыни. С наследником и прусским принцем Карлом». Пушкин присутствовал на этом балу, а значит, была на нём, скорее всего, и Екатерина, но всё-таки это был частный бал, который император вскоре покинул вместе с императрицей и цесаревичем. Родилось другое предположение — о рождественском бале-маскараде в Зимнем дворце 26 декабря, также описанном Тургеневым: «В 9-м часу отправился во дворец. Представление дипломатов прусскому принцу. Белая зала. Вход Императора и Императрицы». В числе приглашённых был и Пушкин с женой. Екатерина Николаевна присутствовала как фрейлина. Всего было около тысячи гостей. Именно официальные балы открывались полонезом, на который заранее и ангажировал Геккерен невесту своего приёмного сына. Дантес по болезни не мог присутствовать на балу, а потому Геккерен демонстративно желал при всём свете танцевать первый танец с нею. Таким образом, именно 26-м декабря следует датировать это письмо.

Все письма написаны в дни дежурства Дантеса, его болезни или когда он находился под арестом уже после дуэли с Пушкиным, то есть когда общение его с Екатериной было ограничено перепиской. До нас не дошли встречные послания Екатерины Дантесу, о которых упоминается в его письмах. Об их содержании мы можем в какой-то мере судить по ответам Дантеса. Не слишком этично погружаться в частные письма жениха к его невесте, мужа к жене, даже если они не носят интимного характера, но в данном случае это оправдано тем, что их публикация осветит ещё одним тоненьким лучиком историю дуэли Пушкина, выявит что-то и в облике её самых непосредственных участников.

Этим чувством руководствовался в своё время Павел Елисеевич Щёголев, когда писал свою знаменитую книгу «Дуэль и смерть Пушкина». Из архива Геккеренов Щёголев получил пять писем Дантеса Екатерине, которые он оценил так: «Эта письменная идиллия показывает нам, что Дантес с добросовестностью отнёсся к задаче, возложенной на него судьбой, и попытался в исполнение обязанностей невольного жениха внести тон искреннего увлечения». Самое раннее из писем наиболее характерно для этой идиллии, которая должна была убедить влюблённую Екатерину в обоюдности их чувств и надёжности неожиданно обрушившегося на неё сватовства. Пушкин, как известно, не верил в то, что свадьба состоится, и даже держал на этот счёт пари. Возможно, что Дантес и самого себя, а не только невесту, пытался убедить в том, что он ей писал, к примеру, в одном из писем: «Позвольте мне верить, что Вы счастливы, потому что я так счастлив сегодня утром. Я не мог поговорить с Вами, а сердце моё было полно нежности и ласки к Вам, так как я люблю Вас, милая Катенька, и хочу Вам повторять об этом с той искренностью, которая свойственна моему характеру и которую Вы всегда во мне встретите».