Чёрное на чёрном

Кто-то дал ему новую жизнь, когда он пришёл сюда. Жизнь, которую он не хотел тратить впустую — определённо не путём воспроизведения прошлого, которое испоганило все в первый раз.

Здесь он ухитрялся избегать всего этого идеологического и религиозного дерьма из дома. Он мог просто жить в этом мире — невидимый. Свободный. Он не должен был являться кем-то или чем-то, кроме себя самого.

Конечно, он вынужден был скрывать отдельные сведения о себе. Он должен был скрывать свою расу. Но он обнаружил, что гора денег очень легко заставляет людей забывать все то, что почему-то не складывалось. Если у тебя есть достаточно денег, то всем в мире людей будет совершенно похрен на то, что ты сделал. Никто с тобой не спорил — какими бы бл*дь странными им не казались твои действия.

Это тёмное тошнотворное ощущение усилилось.

Этого никогда не оказывалось достаточно.

Всегда будут люди, которые захотят иметь больше.

Людям в Старом Мире никогда не было достаточно. Счастливчику и Миферам тоже никогда не будет достаточно. Они просто не могли оставить его в покое, дать жить мирно — позволить ему иметь другую жизнь, не такую, к которой его принуждали с рождения. Он даже не мог отделаться пустыми обещаниями. Этого для них тоже недостаточно.

Нет, им целиком и полностью нужно владеть его бл*дским светом.

Эти видящие Нового Мира, они наконец нашли врага, и единственный враг — они сами. Где-то в процессе они позволили переделать себя в этот образ, и теперь они просто воспроизводят то же дерьмо, которое ненавидели дома.

В чем бы ни заключалась их проблема, Блэк хотел, чтобы они оставили его в покое.

Хотя опять-таки, возможно, это его вина — что его вовлекли. Ещё даже до Мири, до Йена и Солоника он тоже не оставлял их в покое. Он не переставал охотиться на себе подобных. Он держался подальше от тех, кого Счастливчик объявил своими, но он никогда не оставлял попыток найти таких же, как он сам, тех, кто не желал присоединяться — кто не желал петь в подземных церквях и говорить о расовой чистоте и «проблемах с людьми».

В отличие от них он не испытывал ностальгии по прошлому.

Ведь он не мог быть единственным таким, правда?

Блэк просканировал это море лиц, бормоча те же слова, что и другие, чтобы не привлекать внимание.

Однако что-то было не так. Слишком многие люди осознавали его присутствие. Он чувствовал их свет на себе, как они касаются его, следят за каждым движением его глаз. Знают, что он лишь губами произносил слова. Знают, что он на самом деле не один из них.

Или, возможно, он просто так мало спал, что у него развилась паранойя.

Он слегка повернул голову, чтобы просканировать толпу, стоявшую вокруг собрания в центре, большинство их них собралось в концах каждой деревянной скамьи. Он добрался примерно до третьей с одной стороны, когда бледные белые глаза сверкнули в ответ.

Блэк застыл, глядя на стоявшего там видящего.

Он видел, как он говорит произносимые остальными слова, почти чувствовал благоговейный трепет в каждом слове, даже на другом конце комнаты. Видящий стоял в тени каменной колонны, под железным подсвечником и пылающим факелом. В руке он держал маленький символ, сделанный из какого-то чёрного камня, поблёскивающего в отсветах пламени.

Йен.

Йен был здесь.

Блэк двигался без раздумий, скользя между телами в рядах людей и видящих со своего места. Он двигался быстро, чуть ли не карабкаясь через скамьи, чтобы добраться до силуэта в тенях, от которого он не отводил взгляд. Он получал недоумевающие взгляды, неодобрительные взгляды, несколько шлепков по свету от товарищей-видящих за нарушение их священного пространства.

Пространства проволоки и металла.

Блэк все это игнорировал, его разум сосредоточился лишь на высоком видящем с белыми как кость радужками, который с обожанием уставился на изображение Единого Бога над алтарём. Драконоподобный силуэт извивался на похожем чёрном камне, раскрыв крылья.

Это тоже была особенность Миферов — это помешательство на Едином Боге.

Мать Блэка насмешливо называла это «идолопоклонничеством», когда он был ребенком.

Когда Блэк ещё мальчиком впервые увидел этот образ, он его испугался.

К тому времени он уже не жил в доме матери. Четырехфутовая версия служила центром алтаря в спальне Йохана. Наполовину человек, наполовину змий… наполовину ангел, вероятно… Йохан звал его Драконом и говорил Блэку, что он всегда делается из камня. Как и тот, что на стене этой подземной церкви, Бог Йохана всегда изображался с полными ненависти глазами, кровью на губах, выпущенными когтями. Однако Йохан читал ему книги, говорившие, что Дракон славился своим голосом — голосом, способным остановить сердце мужчины, сокрушить города в руины.

Блэк продолжал продираться сквозь толпу, двигаясь быстро и бесшумно, насколько это возможно.

Но он слишком сильно мешал. Его свет диссонировал с остальными.

Эти белые как кость радужки повернулись, найдя лицо Блэка.

Блэк видел, как он пристально смотрит на него. Он видел слабую улыбку на его губах…

Затем кто-то схватил его сзади.

Не один кто-то. Несколько.