– Я понимаю ваши опасения, Кайл. Я действительно не брал в руки оружия с сорок девятого года. А использовал его в боевой обстановке и того раньше, в сорок шестом. Я прекрасно осознаю, что уже не настолько быстр и резв, как был в молодости. Но я до сих пор не забыл, с какой стороны держать автомат. К тому же, без меня вам не дадут проехать на территорию загородной резиденции. Только если, как вы уже говорили, прорываться с боем. Я же могу обеспечить вам спокойный проезд, а следовательно и гарантию того, что цель не ускользнёт. К тому же, Кайл, я готов к смерти. Я прекрасно понимаю, что уже не так быстро бегаю, не так метко стреляю и не так сильно бью. Поэтому я настоятельно прошу, – при этих словах он запустил руку в нагрудный карман. – В случае моей смерти передать вот это письмо пятому агенту. Моему сыну.
На несколько мгновений в салоне воцарилась неловкая тишина. Двумя цепкими пальцами Кайл схватил протянутое письмо и аккуратно сложил в нагрудный карман.
– Значит, пятый агент, о котором вы упоминали во время нашей переписки – это ваш собственный сын? Вы действительно хотите включить его в состав оперативной группы?
– Да, – подтвердил Максим Максимович. – Он питает к Адольфу Гитлеру ровно те же чувства, что и я сам. Немудрено, ведь ваш покорный слуга лично занимался его воспитанием. Очень, знаете, легко, оградить ребёнка от влияния матери-немки, прикрываясь арийским патернализмом и понятием, что мальчика должен воспитывать отец. И именно поэтому я вам необходим. Он рос в атмосфере, хм… двойной жизни, и поэтому привык не доверять никому, кроме меня. Не слишком, возможно, правильное воспитание, однако иного выхода у меня не было. Я боюсь, что без моего присутствия он может поставить под угрозу всю операцию. Просто из чувства осторожности. И будет в своём праве.
– Я понимаю, Максим, – согласился Кайл. – Вас никто не гонит. Просто я был уверен, что тот «глубоко законспирированный агент в личной охране Адольфа Гитлера» – всего лишь ваше доверенное лицо.
– Так и есть, – твёрдо ответил Максим Максимович. – Самое доверенное из всех возможных лиц.
Кайл на это лишь неоднозначно хмыкнул и положил руки на руль. Зато заговорил Поль.
– Уж извините, господа, за мою несообразительность, но почему именно Гитлер? Да, я понимаю, центральная фигура, фюрер, вождь, но ведь ему недолго-то осталось. Паршивец на ладан дышит, сколько ему? Семьдесят? Восемьдесят? Не легче было бы устранить, например Геббельса? Или Геринга? В конце концов, всегда остаётся эта сука Гиммлер. Давайте лучше его, очкарика, как собаку пристрелим.
– Разница есть, – ответил французу Кайл. – И разница эта большая. Хельмут, не потрудитесь объяснить?
– Я? – неожиданное предложение слегка огорошило немца. Однако он быстро собрался и продолжил. – А, впрочем… Понимаете, Поль, фигура Адольфа Гитлера в современной Германии важна едва ли не более, чем в тридцатых годах, в дни становления его режима. Тогда фюрера ещё можно было заменить кем-либо, пусть даже тем же Геббельсом. Теперь – точно нет. Он есть абсолют, критическая точка, связывающая воедино все узлы противоречий, что накопились в рейхе за долгие годы. Именно его существование сдерживает всё возрастающую фракционность внутри рейха. И я не говорю даже о Геббельсе и Геринге – двух претендентах на престол фюрера. Я имею в виду ещё и сторонников Гесса и Шпеера, выступающих за достаточно радикальные реформы либерального и капиталистического характера. Не стоит забывать также и об СС и их вождях. Конечно, Генрих Гиммлер поддерживает притязания Геббельса, однако поддерживает он их сам. Лично. Симпатии остальных видных фигур в СС остаются нам неизвестны, а потому их поведение в критический момент предсказать очень трудно, если не невозможно. Добавьте к этому абсолютно нежизнеспособную экономику, построенную на рабском труде, стагнирующую армию и волнения на окраинах, и вы получите того самого монстра Франкенштейна, которого из себя ныне представляет Великогерманский рейх. Единственная скрепа, что не даёт чудовищу рассыпаться – это его создатель, Адольф Гитлер. И именно поэтому наша сегодняшняя задача состоит в том, чтобы ликвидировать и это последнее препятствие.
Хельмут закончил, явно дав это понять, сложив руки на коленях.
– Прекрасно, Хельмут, – похвалил молодого человека Кайл. – Однако это ещё не всё. То, что рейх моментально развалится на тысячу осколков, когда умрёт фюрер, это ясно всем. Однако, ты не учёл, что у разорванной гражданской войной и погруженной в хаос страны останутся ядерные боеголовки, способные долететь почти до любой точки планеты. Свердловск, Кейптаун, Нью-Йорк, Рим и Токио, каждый из этих городов окажется под угрозой удара. И это не те маломощные бомбочки, что сограждане Максима сбросили на немецкие армии в сорок пятом. Это мощнейшие средства ядерного поражения, натуральное оружие Судного Дня. И уж поверь мне, фанатиков, что осмелятся запустить ракеты в воздух, в рейхе полным-полно.
Кайл неожиданно усмехнулся.