Упразднённое Отечество распалось — как слово на буквы. Центральная власть, даже если она большевистская — есть лишь отцовский запрет, препятствие на пути к всемирному анархическому единению. Пришёл момент, когда никакой власти не стало. Бывшая империя разделилась на многочисленные микромиры; по её путям-дорогам носились сотни юных бойцов, отряды весёлых буянов, романтиков разрушения, жестоких поэтов человекоубийства.
Сей древний городок стоит у истоков реки Костромы, при устье которой, в Ипатьевском монастыре, совершилось воцарение Михаила Романова, и, значит, Солигалич — исток величия царей Романовых. В остальном — идиллический городишко. Приедешь туда к вечеру тихого солнечного дня, и мир, которым дышат улицы и дома, покажется вечным. По улице мимо фабрики старуха гонит корову. Котёнок бежит рядом. Площадь с непременными торговыми рядами, церковь и треснувшая колокольня шестнадцатого века, административное здание и извилистая река создают фон этой идиллии. От железной дороги сто километров, от областного центра — двести. Промышленности нет, единственное предприятие — валенковаляльная фабрика, расположенная в маленьком здании бывшей городской тюрьмы. Дорога, ведущая сюда, здесь же и обрывается. Дальше — просёлки, а ещё дальше — леса и болота на сотни километров.
Вот здесь, в этой тиши, через 305 лет после избрания Романовых на царство, в марте 1918 года разыгралась трагедия: яркий сполох революционного террора.
Новая власть ещё не утвердилась, не оформилась, не обрела лица. Старая же по инерции сохранялась и действовала наряду с загадочными Советами. Была в Солигаличе земская управа, и был городской голова. И церкви действовали, и набожный солигаличский люд по-прежнему наполнял их в воскресные дни. Революция произошла ведь в столицах. В провинции только-только стали появляться какие-то там большевики, левые эсеры и правые. В захолустном неторопливом городишке их было ничтожно мало. Эта горячая молодёжь сформировала Совет; председателем стал местный уроженец Вылузгин, демобилизованный солдат, недавно из Петрограда, вроде бы большевик. (Провинциальные большевики сами себя с трудом отличали от анархистов и левых эсеров, и фраза: «Ты за кого — за большевиков или за коммунистов?» — не была ещё шуткой.) Городская управа и духовенство стали той естественной оппозицией, с которой пришлось столкнуться Вы-лузгину.
Сейчас уже никто не помнит, с чего именно начался между ними конфликт. Население непролетарского города в массе своей поддерживало старину. Революционный задор молодых «советских» раздражал обывателей. Весенним днём, ставшим для Со-лигалича роковым, враждебная, агрессивно настроенная толпа собралась перед зданием Совета. Вылузгин со своими товарищами вышел на балкон, начал речь; толпа волновалась и не давала ему говорить. И тогда раздались выстрелы. Кто стрелял — об этом говорят разное. По официальной советской версии, стреляли провокаторы из толпы. По неофициальной, но господствующей среди горожан — палили маузеры «товарищей». Во всяком случае, одна пуля нашла цель: был убит человек в толпе. Некоторые очевидцы утверждают: простой солдат, только что вернувшийся на родину с германской войны. Другие — а именно репортёры большевистской газеты «Петроградская правда» — уверяют: погиб «белогвардеец, одетый в солдатскую шинель». Вылузгину пришлось бежать; его, однако, настигли, били смертным боем. Через два дня в больнице он был зарезан. Кем — неизвестно.
По прошествии нескольких дней в Солигалич пришёл вооружённый отряд под красным знаменем. Кто его прислал и откуда? Вопрос. По версии «Петроградской правды» (от 19 марта 1918 года) красные бойцы прибыли для подавления бунта, спровоцированного местным духовенством. Инцидент с убийством Вылузгина газета, руководимая Володарским, объясняет так: попы взбунтовали обывателей, отказались выдать Совету запасы хлеба, хранившиеся в местном женском монастыре. Оставили без продовольствия пролетариат Вятки и Вологды, обрекли его на голодную смерть. В ответ на «хлебный бунт» и убийство председателя Совета и был прислан отряд. Из Вологды — по железной дороге до станции Буй, оттуда — на подводах. Командиры — вологодский комиссар Журба и члены Буйского Исполкома Совета Егоров и Козлов. То есть карательный поход явился проявлением «инициативы на местах». Однако очевидцы событий свидетельствуют: отряд наполовину состоял из матросов; стало быть, пришли из Питера. Началась расправа, о которой умалчивает газета — орган Петроградской организации РКП(б). Всё, что о ней известно — известно со слов очевидцев. За стопроцентную достоверность не ручаюсь.