Чёрные тени красного Петрограда

Вот рассказ об одном чудом спасшемся, слышанный мной в Красном. «Красноармеец был, только что демобилизованный, вернулся в село честь по чести, со всеми бумагами. В тот день, как и все, ничего не знал, у себя на дворе работал, колол дрова. Вдруг — всадники. Один с шашкой наголо на двор въезжает и кричит так грубо: “Эй ты, кто такой? А ну покажь документы!”. А тот — солдат, человек опытный. Подхожу, — говорит, — к лошади слева, за морду лошадиную прячусь, говорю: убери шашку, а сам вижу, что всадник готов рубануть… Каки-таки документы? Вишь, дрова колю, документы в доме. И всё держусь заузду-то, и к лошадиной голове прижимаюсь, чтобы шашкой не ударил. Он лошадь в сторону поворачивает, а я за ней. “Чего, — кричит, — вертишься?!” И шашку уже заносит. Ну, жена прибежала, вынесла документы. Тут другой всадник подъезжает, видимо, командир; посмотрел бумаги: “Оставь его!” Так и уехали. Спасся».

По данным кладбищенских записей, в те несколько дней в селе Красном было убито около ста пятидесяти человек и ещё около четырёхсот по уезду. В том числе всё духовенство, зажиточные хозяева, верхушка сельского мира.

Это одна история из тысяч. Бунт детей против отцов перерос в фантасмагорию всеобщего взаимного уничтожения. Жизнь и смерть поменялись местами. Символом этого перевёрнутого мира стал щуплый человечек с характерным прищуром монгольских глаз, сидящий на престоле поверженных Романовых. По бокам — два нагана.

Глава четвёртая НА ЧЁРНЫХ ВОЛНАХ АНАРХИИ

Ультрареволюционная идеология или криминальное сознание?

Мы, Русь, — анархисты по натуре, мы жестокое зверьё, в наших жилах всё ещё течёт тёмная и злая рабья кровь… Самый грешный и грязный народ на земле, бестолковый в добре и зле, опоённый водкой, изуродованный цинизмом насилия, безобразно жестокий и, в то же время, непонятно добродушный, — в конце всего — это талантливый народ». Так формулировал Максим Горький свои «Несвоевременные мысли» 1 мая 1918 года. Дата примечательна: впервые свой классовый праздник отгуливал победивший пролетариат. Кто привёл его к победе? Большевики, но не они одни. Во всех событиях года семнадцатого — в том числе и в событиях октября — одну из первых ролей играли анархисты. Их социальная востребованность возрастала от месяца к месяцу; порой казалось, что они вот-вот овладеют волей масс и поведут Россию и всё человечество за собой — то ли к ослепительному свету земного рая, то ли в чёрную бездну всеобщего самоубийства. Идеей нации в тот момент был не большевизм, а анархизм. Многообразный, яркий и недолговечный, как фейерверк. Разрушительный, как землетрясение.

Революция только начинается!

Ненависть к власти (оборотная сторона страха перед властью) вошла в плоть российской истории, в кровь русского народа и других народов, втянутых в его орбиту. «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет». «Наряд» — государственный порядок, власть. Со времён Нестора разрушительный огонь анархии многократно прорывался сквозь мощный фундамент державы, а бывало — как в Смутное время — сносил здание российской государственности. В давние годы идея вольной волюшки без закона и власти одевалась в армяки ушкуйников, в расшитые казачьи зипуны. Прародителями анархизма на Руси были удалые атаманы, эпические герои-разбойники: Иван Болотников, Стенька Разин, Кондратий Булавин, Емелька Пугачёв. На исходе добропорядочного XIX века русский анархизм переоделся в дворянский сюртук и обучился западноевропейской грамоте. Его вождями сделались неуёмные пассионарии из родовитых дворянских семей: Михаил Бакунин, князь Пётр Кропоткин, Аполлон Карелин. Они же и подвели под вдохновенное разрушительство научно-политическую базу. Всеобщий кризис, в который вверглось русское общество в начале XX века, позволил учениям вождей воссоединиться с инстинктами масс. Звёздный час духовных потомков Емельяна и Стеньки настал в 1917–1918 годах.

Едва только рухнуло самодержавие, анархистские организации стали расти с угрожающей быстротой. Как во время извержения вулкана раскалённое нутро земли выдавливает магму сквозь трещины земной коры, так взбунтовавшийся полуторастамиллионный народ-анархист выбрасывал на руины российской государственности всё новые ультрареволюционные объединения, быстро находившие себе храбрых вождей, немудрёную идеологию и замысловатые наименования. Бурлящий Петроград в течение года был центром этого процесса. Анархо-синдикалисты, анархо-коммунисты, анархо-универсалисты, анархо-индивидуалисты, разделившиеся вскоре на «непримиримых», «безвластников», «безначальников», неонигилисты и даже анархо-мистики — далеко не полный перечень течений в этом море. Да и нет такого перечня: состав бесчисленных федераций, конфедераций, ассоциаций, секций, групп, союзов анархистов менялся непрерывно; новые возникали, старые распадались.