Чёрные тени красного Петрограда

Надо признать: лидеры анархистов — Илья Блейхман (печатавшийся под псевдонимом Н. Солнцев), Аполлон Карелин, Павел Турчанинов (Лев Чёрный), Александр Голдберг (А. Ге), братья Абба и Владимир Гордины — были яркими, талантливыми публицистами. Неровности стиля в их статьях, воззваниях и листовках компенсируются пророческим фанатизмом. Повинуясь их призывам, под чёрные знамёна стекались бесстрашные головорезы, всегда готовые убивать и грабить. Особенно если убийство называется «социальной защитой», а грабёж — «экспроприацией».

Всё поделить!

Революционные партии в России сходились на том, что причина преступления заключается в несправедливом общественном устройстве. Анархисты и в этом плане были последовательнее прочих. Преступление существует только там, где есть собственность и охраняющее его государство. Коль скоро в союзах анархистов не признаётся ни то, ни другое, то любой преступник, от карманного вора до серийного убийцы, вступая в их ряды, перестаёт быть преступником. Он — товарищ; он — братишка (напомним: оба эти слова на дореволюционном уголовном жаргоне означали принадлежность к преступному миру).

Идея социального союза с уголовщиной предельно ясно сформулирована в воззвании «К ворам и налётчикам» Совета федерации анархистов Одессы. «Вас мы считаем продуктом тех проклятых условий эксплуатации и насилия, которые созданы буржуазией и охраняются сейчас только продажной бандой наёмного белогвардейского офицерства… Если буржуазия страдает от вашей деятельности, тем хуже для неё — она пожинает сейчас то, что сама посеяла, и уж не наше дело её защищать. В новом коммунистическом обществе… не будет частной собственности, не будет богатых и бедных, не будет тогда места грабежам и налётам».

Тогда не будет, а сейчас — вперёд, под чёрным знаменем анархии. Вооружённые формирования анархистов стремительно превращались в уголовные банды, занимавшиеся целенаправленной «деятельностью» по уничтожению частной собственности. Первое дело — захват особняков. Боевые дружины МФАГ в январе-марте 1918 года «социализировали» в свою пользу в Москве более двух десятков частных зданий. Петроградские анархисты в те же месяцы занимались революционным делом захвата кожевенных складов: в условиях стремительно надвигающейся разрухи и товарного голода кожаные сапоги и куртки стоили дороже золота и брильянтов.

«Чернознамёнцы» не пренебрегали и ценностями, доставшимися в наследство от старого мира. В лихое время немецкого наступления на Петроград, когда Ленин строчил отчаянное воззвание «Социалистическое отечество в опасности!», к ломбарду на Первой линии Васильевского острова подкатили два авто, полные вооружённых граждан. Связав охрану, они проникли в кладовые и, поработав там, стремительно смылись, заявив на прощанье охранникам: «Мы не преступники, мы — анархо-коммунисты, и грабим только богатых». Идейные грабители и в самом деле не тронули мелких закладных, не позарились на столовое серебро. Унесли они лишь золотые и брильянтовые «цацки» ценой от 600–700 рублей, принесённые в ломбард, конечно же, крупной буржуазией.

Спустя полтора месяца в Москве нашумело Опиумное дело. Вооружённый отряд анархо-коммунистов захватил в конторе торгового общества «Кавказ и Меркурий» несколько подвод опиума, предназначавшегося для аптек. Наркотик был перепродан некоему Журинскому, по-нынешнему говоря, криминальному авторитету. Дело проворачивал один из самых колоритных деятелей анархизма, Мамонт Дальский, актёр и борец за безграничную свободу, красочно описанный впоследствии Алексеем Толстым в романе «Хождение по мукам». Московская ЧК едва справилась с коммунистическими наркоторговцами.

Уголовные безобразия «чернознамёнцев» и — в ещё большей степени — та непримиримая, хотя и бестолковая война, которую они развернули против немцев после подписания Брестского мира, заставили большевиков ударить по своим бывшим союзникам. В апреле 1918 года анархистские формирования были разоружены в Москве, Петрограде и некоторых крупных городах. Но у адептов безграничной свободы нашлись союзники в лице молодой и, казалось, крепкой партии левых эсеров.

«О чём задумался, товарищ атаман?»