Чёрный аист

— Народное творчество, в науке это называется — фольклор.

— А ты кто при этом?

— Фольклорист.

Вот тогда я впервые произнес это слово по отношению к себе. Фольклорист.

8

— Самый главный на свадьбе — каравай, — сказала Ульяна.

— А невеста? — засмеялся я.

Валера тоже ухмыльнулся. Для него главным, конечно, был жених.

— Нет, каравай, — твердо сказала Ульяна. — Его печет лучшая в деревне хозяйка. И это не простой каравай.

— Что значит — не простой? — внимательно посмотрел на нее Валера.

Людмила, присутствовавшая при нашем разговоре, молчала, но было видно, что самая заинтересованная здесь она.

Мы все сидели на лавке у нашего дома.

— А на нем шишечки, — спрятала улыбку Ульяна.

— Какие шишечки? — спросил я.

— Вот она знает, — показала на нашего руководителя хозяйка.

Людмила густо покраснела.

— Фаллический символ? — подмигнул мне Валера.

— Не знаю какой, но раньше на него невесту сажали. Считалось, что после этого она скоро понесет.

— Забеременеет? — уточнил Валера.

— Да.

«Уж не издеваются ли они надо мной?» — подумал я.

— Не над тобой, — шепнула Людмила.

— Каравай с рогами — это уже бык, — сказал я.

Людмила незаметно для других ткнула меня пальцем в бок. А она действительно рапиристка, ее железный палец чуть не сломал мне ребро.

— Хотите, я для всех вас испеку завтра каравай? — предложила Ульяна. — Без рожек, конечно.

— Хотим! — захлопала в ладоши Людмила.

Мы с Валерой переглянулись.

— Свадебный? — спросил Валера.

— Нет, обычный. Вы когда уезжаете?

— Послезавтра, — сказал я.

— Вот и будут отъездины.

Ульяна почему-то все время смотрела на меня. Мне под ее взглядом было неуютно.

— Деда Ефима позовем? — спросил я.

— Ни в коем случае! — испугалась Людмила. — Будет как в тот раз.

«А откуда она знает про “тот раз”? — подумал я. — Ее ведь с нами не было».

— Руководитель всегда все знает, — вздохнула руководитель. — Между прочим, завтра Татьяна Николаевна приезжает, так что каравай будет уместен.

— Из чего его пекут? — спросил Валера.

— Из муки, — засмеялась Ульяна. — Сегодня замешу тесто, за ночь подойдет, поставлю в печь — и на стол. Я уж и привыкла к вам.

Теперь она смотрела на Валеру, и тому тоже было не по себе.

— Могу дедову гарь принести, — предложил я. — Если закрыть глаза и задержать дыхание — можно пить.

— Не надо! — хором отвергло мое предложение собрание. — В магазине вина купим.

— Сельпо закрыто, — упорствовал я.

— Я скажу, и Ганна откроет, — поставила точку Ульяна. — Пойду тесто замешивать.

Я, Валера и Людмила остались сидеть на лавочке у наших ворот. Без Ульяны нам не о чем было говорить.

9

— А эта ваша Ульяна интересная женщина, — сказала Светка, поочередно глядя то на меня, то на Валеру. — Для глухой полесской деревни вообще…

— Не такая уж она и глухая, — запротестовал я. — Асфальтированная дорога, клуб, сельпо. Живи в свое удовольствие.

— Говорят — она ведьма… — прошептала Ленка, округлив от ужаса глаза.

— Кто? — опешил я.

— Ваша хозяйка.

— Нет, кто говорит?

— Все… И наша хозяйка тоже. Сказала, что никто с ней связываться не хочет. На Украину через трубу летает.

— Через какую трубу?

— Печную.

— А почему на Украину? — поднял от магнитофона голову Валера. — Я, между прочим, тоже с Украины.

— Ты с Закарпатья, — сказал я. — Ну-ка, скажи что-нибудь на вашей мове.

В Рахове, откуда приехал Валера, была причудливая смесь украинского, венгерского, польского и немного русского языков. Гуцулы, одним словом.

— Придем до газды, вин будзом почастуе, — сказал Валера. — Потом на дрымбе чи трембите згуляемо.

Из всей этой тирады я понял только слово «трембита». Откуда-то я знал, что это длинная деревянная труба.

— Переведи, — потребовал я.

— Придем к хозяину, он овечьим сыром угостит. Потом на дрымбе или трембите сыграем.

— Что такое дрымба?

— Губная гармошка.

Дальше говорить на гуцульском Валера отказался. Может, и правильно сделал. Между прочим, здешний полесский говор тоже не всем понятен. Я хоть и родился в Ганцевичах, что тоже в Брестской области, однако теребежовские «вин», «був» и «пишов» воспринимаю с трудом.

— Так у нас же Украина рядом, — растолковал мне вчера дед Ефим, к которому я заскочил на минутку. — Пыво пыв чи не пыв?

— Чего?! — разинул я рот.

— А еще хвальк… Як там по-вашему? — засмеялся-закашлял дед.

— Фольклорист, — буркнул я.

Я уже догадался, что он спросил: «Пиво пил или не пил?» Пиво я не любил, как и дедову гарь.

— Ведьмы старые и страшные, — сказал я, — а наша хоть куда. Валера, скажи.

Валера меня не услышал. Он был глух и нем, когда занимался магнитофоном.

— Между прочим, она правнучка одного знаменитого здешнего казака с саблей, — выдал я добытую от деда Ефима информацию. — Приличная женщина.

Светка с Ленкой во все глаза пялились на меня. И я не чувствовал неловкости от их взглядов.

— Ведьмы чаще всего красавицы, — полушепотом сказала Людмила. — И зовут их от слова «ведать», «знать».

— Вот это точно! — подал голос Валера. — У нас в Закарпатье их мольфарками называют. Но в жены никто не берет.

— Почему? — спросила Ленка. Губы у нее дрожали.

— Боятся, — пожал плечами Валера.

— Это если знаешь, — сказал я. — Мы вот про кладбище не знали и хорошо спали…